Пришел, чтобы изменить огороды?
Опять не так.
Спасти огороды?
Зачем?
Верно одно: он пришел в огороды.
Но кто он?
Черный квадрат за спиною тянул к себе, как черная бездна. Генрих ощущал, как затылок наливается свинцовой тяжестью. Генрих запрокинул голову. Нигде не видел он деревьев такой высоты.
— Сколько лет жмыхи лежат в земле и ждут? Год? Два десятилетия? спросил Генрих, медленно поворачиваясь и глядя на недостижимые кроны. Если Сад — аккумулятор, то зачем тогда мена? Это бессмысленно.
— Значит, не бессмысленно. Значит, есть мысль, пока скрытая.
— Но не настолько, чтобы ее не понять?
— Не настолько.
— Я не хочу тягаться с меной.
— Ты отказываешься, потому что здесь нет того, второго. Вместе вы бы смогли! Это я во всем виноват! — в отчаянии воскликнул Леонардо. — Я вел его вчера в Сад и потерял. У моста чернушники схватили его. Сейчас он наверняка в их амбаре в Белой усадьбе, как и все кочаны.
— Что?.. — Генрих как будто очнулся. Тряхнул головой.
— О ком ты? Про кого… Ты вел Иванушкина? Да?
— Ну да… — Лео шмыгнул носом. — И чернушники его схватили. Они все время воруют огородников и тайком у них интеллект откачивают. А потом тела выкидывают, где попало. Все равно в Траншею их не прикопают, потому как за прикопку не плачено. Многие, конечно, находят тела, и сами копателям за прикопку платят. То есть сами идут на мену и за себя, и за того, кого выпотрошили чернушники, платят. Но это получается, что на мену ты ради Траншеи ходил. Потому как многих только на два сеанса и хватает. Я не понимаю…
— Погоди! Иванушкин — жмых. Что с него можно откачать?
— Значит, еще не жмых, раз чернушникам понадобился.
— А мы можем его выкупить? — спросил Генрих.
Лео с сомнением покачал головой:
— Нам его вряд ли отдадут. Но идем со мной…
Он взял Генриха за руку и повел за собою. Они обогнули дом. Лео толкнул обитую железом дверь, ведущую в подвал.
— Здесь, — сказал он тихо.
Они спустились по каменным ступеням. Внутри был какой-то хлам. Мутное стекло крошечного оконца огромный паук заплел своей ловчей сетью. Повсюду обломки, пыль, лишь в центре помещения монументом громоздился старый деревянный стол с выгнутыми толстенными ногами. Лео вытащил из дальнего угла сундук, поднял крышку. Внутри деревянного чрева лежал длинный потемневший цилиндр, оплетенный проводами. На связке разноцветных проводков болтался странный венец. Генрих сразу понял, что это венец вовсе, а шлем. Шлем для перекачки.
— Это самый первый прибор, — сказал Лео. — Опытный экземпляр. Папашино изобретение. С его помощью Ядвига, Бетрей, Футурова и Трашбог получили свои доли.
— Мы должны спасти Иванушкина, — проговорил Генрих. — Чего бы нам это не стоило. Где Ядвига?
— В доме, наверное.
— Идем к ней и все расскажем.
Лео замотал головой:
— Она меня убьет.
— Все равно идем!
Глава 22. ШТУРМ БЕЛОЙ УСАДЬБЫ.
— Иванушкин? — переспросил Хреб.
— Да, Иванушкин с двести седьмого огорода, — кивнул Мишка-Копатель.
— Слышал про такого, — хозяин Белой усадьбы смотрел куда-то мимо копателя и вертел в руках пластиковый стакан с мены. — Им почему-то в последнее время многие интересуются.
Мишаня нахмурился:
— Слушай, Хреб, мы с тобой не первый год вместе копаем. Мена без усадьбы не прорастет, усадьба без мены завянет. Вспомни, сколько опивок мы через вас перекачали.
— Опивками ныне один сброд интересуется, — отвечал равнодушно Хреб. Бизеры покупают лишь первоклассный материал.
— Модули только для мены! — воскликнул Мишаня, выказывая себя даже здесь патриотом мены.
Выкрикнул и замолчал, потому что впервые за весь разговор Хреб удостоил его взгляда.
— Хорошо, сколько кожурок ты хочешь? — спросил Мишаня, сдаваясь.
— Сотню пустых цилиндров, — сладко раздвинув губы в улыбке, отвечал Хреб. — Ведь мена стоит дороже. Так?
— Сто кожурок? — переспросил Мишка-Копатель, морщась, будто куснул ревеня. — А если я откажусь?
— Заплатят другие.
— Кто?
— Не глупи, Мишаня, неужели ты думаешь, что я скажу?
— Можешь сказать, — неожиданно прозвучал низкий женский голос.
Боковая дверь в приемную распахнулась, пропуская стройную смуглую женщину. Темные, чуть косо прорезанные глаза смотрели насмешливо.
— Мадам Ядвига! — Мишаня невольно привстал. — А вам-то зачем Иванушкин?
— Разве я задавала этот вопрос тебе? — Она уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу.
Стройные у нее ноги — просто глаз не оторвать. Мишаня покорно снес оплеуху и даже осклабился в улыбке.
— А чем будете расплачиваться, мадам Ядвига? Молодильными яблоками? поинтересовался копатель.
— Может, и так. А чем расплатишься ты? Своей коллекцией пустых консервных банок?
Хреб нахмурился. Ему не нравилась эта перебранка. Что-то не так. Но вот что — он пока не мог понять. А ведь он всегда все понимал с первого слова.
Копатель на слова Ядвиги обиделся:
— Узнаю этот тон! Сколько презрения! Много лет назад точно таким же тоном вы предрекали, что мена вскоре сгинет, потому что кончатся мозги у наших огородников. А что вышло? Мена по-прежнему процветает, огородники к нам идут и идут. В другой стране хреновой все бы давно иссякло, остались бы одни жмыхи. А у нас это будет длиться бесконечно.
Возразить в ответ на столь пламенную речь мадам Ядвига не успела — в приемную ворвался чернушник с перекошенным белым лицом.
— Они идут! — вопил чернушник. — Идут! Спасите! — и повалился в ноги Хребу, как жмых в Траншею.
Вот она, подлянка — сообразил Хреб и вскочил.
— Жмыхи, — бормотал чернушник. — Они повсюду. На стены лезут, а их сбивают. Их сбивают, а они лезут.
Теперь они услышали, что снаружи доносится негромкое потрескивание: это чернушники палили из автоматов.
