из 'Озерских ведомостей' был достигнут, выражаясь простым русским языком, консенсус. И получилось, что озерчане знали дядю как литератора, общественника, заслуженного горожанина, почетного члена городских комиссий, заскорузлого холостяка и пуританина со скверным характером, в Москве - не вообще в Москве, а в определенных столичных кругах - как состоятельного и нежадного гея, а в других московских кругах не знали совсем. Это устраивало всех - и его, и издателей... Ну вот, подруга...
- Как же это...
- Любовь зла, как будто сама не знаешь. Но я о другом, я спрашиваю себя: что за дружба связывала дядю с Андреем? Странная дружба, учитывая...
- А Фаба? Он... тоже?
- Ну, знаешь, с Фабой они ровесники и дружили со школьной скамьи, это другое дело. А вот что касается Андрея... Не могли ли они... Сама понимаешь, не маленькая. Не та ли это любовь, ради которой дядя решился оторвать кусок наследства от родственников? Может, Андрей вьется возле баб, чтобы пустить пыль в глаза.
- Да вроде не па-ахож: видный мужик, но без ужи-имок, - произнесла
Натка, растягивая слова и модулируя голосом.
- А дядя, по-твоему, был па-ахож? - передразнила я, - В повседневной жизни не все геи ведут себя как последние... геи. Вот ты насмешничаешь, а лучше посоветуй, как проверить.
- Загуляй - только красиво, с размахом, - и посмотрим, что будет, - предложила подруга испытанный веками способ. До этого я бы и сама додумалась.
- Легко сказать - загуляй. Думаешь, это легко? С кем загуляй? Не с молокососом же. От него материнским молоком разит. Не могу. С души воротит.
- Женихом я тебя обеспечу. Чем мой Николаша тебе не жених?
Я задохнулась от возмущения:
- Ты, блин, на грубость нарываешься. Второй раз подсовываешь мне своего Николашу. Хочешь от него избавиться - пожалуйста, но, чур, без меня.
Не хватает нам поцапаться из-за мужика.
- Успокойся. Чего расшумелась? Я за Николашу спокойна, за тебя - тем более, ты у нас принципиальная, таких больше не делают. Но ты права, красоту и размах Николаша не обеспечит, - она вздохнула и призадумалась, без воодушевления перебирая варианты. Внезапно в ее глазах вспыхнул желтый огонь. Насколько я знаю Натку, а я ее, смею надеяться, знаю, желтая вспышка означает одно - прячься, кто и куда может. Подруга детства придумала что-то сногсшибательное. Наконец, она пробормотала, - Почему я сразу, балда, не догадалась? И ему будет проще... И мне спокойней... Ну конечно... - Натка дозрела окончательно, - Будет тебе жених получше!
Мы договорились встретиться в парке Героев ровно через час. Подруга умчалась, отказавшись объяснить что-либо. Полы ее кимоно развевались, как розовые крылья. Надо бы не забыть объяснить ей, что в кимоно не бегают, в нем семенят.
Интересно, что она имела в виду? Кому и что проще и почему спокойнее?
Жених 'получше' , которого она привела с собой, оказался ниже меня на полголовы. При моем метре шестидесяти. Во, блин, влипла...
Я не привыкла созерцать мужские макушки, поэтому начала со страшной силой рефлексировать. Меня так и подмывало опуститься на колени, чтобы обрести, наконец, привычный ракурс.
Ну подруга, ну удружила.
Он представился:
- Кшысь.
Поляк что ли? Леший его разберет.
Лукаво подмигнув, Натка бросила меня наедине с карапузом.
Жених, еж твою медь...
Не успела я глазом моргнуть, как утонула носом в букете белых хризантем. О-у?
Через полчаса совместных блужданий по городскому парку я забыла обо всем на свете - о его росте, о своих проблемах, страхах и подозрениях.
Шевеление между шестым и седьмым позвонками, периодически заставлявшее меня нервно вздрагивать и сворачивать шею на сто восемьдесят градусов, бесследно пропало.
Отец говорит, что я максималистка и делю человечество строго на три категории - на хороших людей, плохих людишек и мужчин, с которыми была близко знакома. Если пользоваться предложенной терминологией, то Кшысь неминуемо должен был оказаться в категории хороших людей.
Я беззаботно болтала, смеялась над шутками, которыми он пересыпал свою речь, и разве что в рот ему не заглядывала. Еще не вечер. Чувствую, что к вечеру начну заглядывать.
Мой новый, с позволения сказать, жених обладал гипнотическим обаянием, противостоять которому было невозможно. Он будто светился изнутри и щедро разбрызгивал радость.
Плюс к тому он был чертовски предупредителен и внимателен - подавал руку, открывал двери, подвигал стулья, сметал мусор с лавочек, суетился вокруг меня так, как будто я осталась единственной женщиной на планете.
Кшысь ни о чем не расспрашивал, но я поймала себя на том, что готова выложить ему все, даже если для этого придется вывернуться на изнанку.
Заметив, как реагируют на Кшыся встречные женщины, я приосанилась. А когда поймала пару откровенно завистливых взглядов, задрожала от счастья.
Не так много, если вдуматься, мне и надо: мужчина, с которым надежно и просто. И целый мир в придачу.
Мы посидели на набережной Тьмаки, походили по тенистым аллеям, постояли у фонтана, наткнулись на какие-то развалины, пройдя вдоль которых, оказались у зарослей акации, за которыми виднелись летние павильоны. Оттуда тянуло шашлыками и поп-корном.
Легкие переносные строения стояли плотным полукругом, за ними коптил небо мангал. Кшысь толкнул одну из дверей. Мой взгляд упал на потемневшую от дождей вывеску. 'ООО 'Акрополь' , с 13 до 2' , - мимоходом прочитала я.
Мы оказались в прокуренной бильярдной. Табачный дым седыми ошметками лежал на столах, медленно крутился в проходах, толстым слоем окутывал застывшие фигуры игроков. Раздавался щелчок - и потревоженные клубы неохотно устремлялись к потолку. Дышать было нечем, дым резал глаза, но это не важно. Кшысь взял меня за руку и повел, как слепую, к свободному столику.
Мы выпили пива. В руках у Кшыся появился кий. Он легко выиграл две партии подряд, посвятив обе победы 'своей прекрасной спутнице' . Мне, значит.
Потом мы покинули парк и пошли транжирить выигранные на бильярде деньги. Мы обошли все кафе, бары и рестораны, где добросовестно дегустировали десерты. Лимонный пирог с освежающим кремом и нежнейшим безе, румяные сырники с крупным и необыкновенно мягким черносливом, воздушные булочки с маком, шесть видов бисквита - легкого, как сон восьмиклассницы, фруктовое ассорти со взбитыми сливками и ромом, тончайшие блинчики с медом и корицей, сыры (рискуя прослыть примитивной особой, от плесени я отказалась наотрез), мои любимые молочные коктейли и много чего еще.
- У меня слиплось, а у тебя?
- А у меня еще нет.
И мы пошли дальше, в ресторан 'Магдалена' , пить тягучий анисовый ликер.
Потрясающая гадость, но Кшысь остался в восторге. Он фонтанировал чистой радостью. И мне было хорошо рядом с ним.
Умом я понимала, что радость не ко времени, но уставшее, издерганное подозрениями сердце просило передышки. Ну как ему откажешь?
На обратном пути мы наткнулись на краеведческий музей. Я вспомнила, что сюда меня зазывал молокосос, и предложила Кшысю зайти на минуту.
Внутри было тихо, темно и пусто. Пахло пылью и крысиной морилкой.
Впустив нас, пожилая смотрительница включила рубильник. Вспыхнул свет.
В первом зале висели фотографии. Каменные лица озерчан, когда-либо отмеченных правительственными наградами уже несуществующей страны.
