лицо, отмеченное первыми признаками старения, выдавало его возраст: он был ровесником скорее леди Солташ, чем леди Хэппендейл. Он держался с достоинством, но не подчеркивая своего высокого положения, хотя ему и льстило, что его внимания добиваются в равной степени и женщины, и мужчины. Дамы считали его галантным кавалером, понаторевшим в искусстве обольщения. У него было достаточно времени, чтобы довести это искусство до совершенства: его супруга скончалась двадцать лет назад через несколько месяцев после свадьбы.
Довольно долго он не проявлял желания снова жениться и с успехом противостоял попыткам юных девушек и привлекательных вдовушек завлечь его в свои сети. Один-единственный раз – это случилось десять лет назад, когда умер муж леди Хэппендейл, – он снизошел до того, что даже самый неисправимый скептик назвал бы ухаживанием. Однако, поскольку он выражал свои чувства хоть и весьма настойчиво, но с присущим ему высокомерием, а леди Хэппендейл упорно не желала пойти ему навстречу, ему так и не удалось завоевать ее любовь к тому времени, когда погиб Ричард Рэкселл. Поэтому в обществе распространилось мнение, что титул герцога Клерского стал для него сомнительным благом: леди Хэппендейл, горячо любившая покойного брата, никогда не вышла бы замуж за человека, ставшего его преемником. Смирившись с неизбежностью, его светлость продолжал навещать ее, чтобы обсуждать “семейные дела”. Каждому, кто пробовал заговорить на эту тему, леди Хэппендейл объясняла, что внимание к ней Толби совершенно естественно, ибо она фактически является его кузиной. Никто не осмеливался напомнить ей, что Рэкселлов связывает с семейством Толби весьма отдаленное родство.
Герцог вошел в гостиную с обычным слегка скучающим видом. Завидев четыре пары прикованных к нему широко раскрытых глаз, он поднял лорнет и навел его на присутствующих.
– Я вам не помешал? – осведомился он, и его тонко очерченные брови поползли вверх.
Первой опомнилась леди Хэппендейл.
– Разумеется, нет, Кеннет, я же вас ожидала, – приветливо улыбнулась она. – Мы уставились на вас столь неприличным образом только потому, что вы сегодня потрясающе выглядите и совершенно затмили нас своим блеском.
– Вы мне льстите, дорогая, позвольте вам не поверить, – пробормотал Толби, подходя ближе. Склонившись над креслом ее светлости, он почтительно поцеловал ей пальцы.
Леди Хэппендейл тут же убрала руку и переключила внимание герцога на своих гостей.
Он окинул дам скучающим взглядом зеленых глаз, задержался на самой старшей, обронив при этом “Моя дорогая Оливия”, глянул на мисс Солташ и – чуть более пристально – на мисс Денвилл. Потом изящно поклонился всем трем и уселся в кресло с высокой спинкой напротив леди Хэппендейл.
Та нарушила неловкую паузу, сообщив, что мисс Солташ является племянницей леди Солташ.
– Мэттью Солташ – брат вашего мужа? – обратился Толби к Оливии, после чего перевел глаза на Дебору. – И ваш отец, милочка? Нет, не думаю, что я имел удовольствие с ним встречаться.
– Родители Деборы живут весьма уединенно, в Кенте, – поспешно вставила леди Солташ. – Ведь так, моя дорогая?
Скромно потупившись, Дебора подтвердила это уточнение, причем ресницы ее прелестно затрепетали, словно крылья бабочки, из чего можно было заключить, что, несмотря на тревожные слухи о воскрешении из мертвых Ричарда Рэкселла, возможная отставка теперешнего герцога Клерского ничуть ее не обескураживает и она не намерена упускать ни малейшей возможности очаровать его.
– А вот с вашими родителями, мисс Денвилл, я был знаком. Ваша фамилия Денвилл, я не ослышался? – непринужденно продолжал он.
– Да, сэр, – ответила Хелен, не ожидая от такого вступления ничего хорошего.
– Гэрет прекрасно управлялся с лошадьми, – с тонкой улыбкой заметил его светлость. По лицу герцога невозможно было догадаться, что он думает о кончине мистера Денвилла.
– Да, это правда, – согласилась Хелен. Напоминание об одном из достоинств отца ее порадовало.
– Скажите, дорогая, ваш отец желал, чтобы вы пошли по его стопам? У некоторых мужчин это просто мания какая-то, они во что бы то ни стало стремятся привить детям собственные вкусы. Особенно дочерям.
– Папа был не из их числа, – усмехнулась Хелен. – Он учил меня держать поводья еще до того, как я впервые села на лошадь, но после нескольких лет бесплодных усилий жестоко разочаровался, понял, наконец, тщетность своих попыток сделать из меня прекрасную наездницу и отказался от этой затеи.
– И, слава Богу. – Герцог поправил кружевную манжету и щелкнул крышкой табакерки. – Неприятно наблюдать, как нынешние молоденькие девушки соревнуются с мужчинами в искусстве верховой езды.
– Родители Деборы всегда придерживались того же мнения, что и вы, ваша светлость, – с чувством произнесла леди Солташ, – и не научили ее даже править двуколкой, не говоря уже об экипаже, запряженном четверкой!
– Вот как? – безразличным тоном осведомился герцог.
– Леди Солташ собирается в этом сезоне вывезти свою племянницу в свет, – сказала леди Хэппендейл.
Толби, которого до смерти утомляли разговоры о юных дебютантках, взял понюшку табаку и изобразил вежливое любопытство.
– Непременно расскажите, милочка, что интересного ожидает вас в Лондоне.
Дебора охотно поведала ему о замечательных приемах, которые устраивает по вторникам леди Харви, и с восторгом восприняла известие о том, что его светлость частенько удостаивает их своим посещением.
– Боюсь, я чересчур пристрастился к картам, – заметил он, – и уже не в силах обуздать эту страсть.
– Должно быть, вам скучно играть у леди Харви, – кокетливо протянула Дебора, – ставки там обычно очень низкие, а рулетки и вовсе нет.
– Разве можно говорить о скуке, – возразил герцог, – если у леди Харви бывают такие очаровательные девушки, как вы!
