– - Стойте, православные! -- воскликнул он.-- Русские не воюют с женщинами. Изыдите! -- Народ беспрекословно повиновался, а Татищев велел вынесть тело Осмольского и поставил стражу у дверей.
– - Где обманщик? Где расстрига? Где богоотступник? Где еретик и чернокнижник? Ушел! Спасся! Ищите его! -- раздалось в царских палатах.
Вдруг под окном, в той стороне, где были остатки каменного основания сломанного дворца Годунова, послышался женский голос:
– - Он здесь! сюда! сюда! Здесь чернокнижник! -- Народ бросился из палат и побежал стремглав туда, где слышан был женский голос.
Лжедимитрий, видя невозможность защищаться, выпрыгнул из окна, вывихнул себе ногу, разбил грудь и голову и, обливаясь кровью, лежал на земле. Стрельцы московские, бывшие на страже на Кремлевской стене, окружили его. Никто не смел поднять руки на того, кого недавно почитали царем законным.
– - Верные мои слуги! -- сказал Лжедимитрий слабым голосом,-- не верьте мятежным боярам! Они хотят избыть меня, чтоб самим править Московским государством. Я истинный сын царя Ивана Васильевича! Я законный государь ваш! Защитите меня, и я отдам вам все имущество бояр, жен их и детей; сделаю вас первыми людьми в Московском государстве. Не выдайте того, кому вы целовали крест; не губите душ ваших изменою!
В это время прибежал народ и с ним бояре, князь Дмитрий Шуйский, Василий и Иван Васильевичи Голицыны, князь Иван Семенович Куракин, Михайло Глебович Салтыков, Михайло Игнатьевич Татищев и многие другие.
– - Прочь отсюда, стрельцы! -- воскликнул Татищев.-- Выдайте еретика и разойдитесь!
– - Нет, не выдадим, пока царица-инокиня не скажет, что он не сын ее! -- воскликнули из толпы стрельцов.
Михайло Глебович Салтыков вскочил на коня и ускакал.
– - Покайся! -- завопил князь Иван Голицын.-- Скажи, кто ты, злодей! Не смущай России пред последним твоим часом!
– - Вы знаете: я Димитрий! (147) -- отвечал несчастный ослабевающим голосом.
– - Вот он! Вот он! -- закричали в народе. Прискакали на конях князь Василий Иванович Шуйский и Михайло Глебович Салтыков.
– - Царица-инокиня покаялась пред народом в обмане. Она говорит, что сын ее Димитрий умер на руках ее в Угличе, а этот -- бродяга, обманщик и еретик! -- воскликнул князь Василий Иванович Шуйский.
– - Выдайте нам богоотступника! -- кричали в народе. Но стрельцы не допускали к нему никого.
Лжедимитрий умоляющими взорами смотрел вокруг себя и говорил тихо:
– - Спасите меня, спасите меня!
Чрез толпу народа и стрельцов пробилась женщина. Лжедимитрий взглянул на нее, и взоры его омрачились, дыхание сперлось.
– - Калерия! -- воскликнул он.
– - Иди в ад, злодей! -- воскликнула Калерия.-- Ты не знал любви, узнай месть! Что вы стоите здесь! -- сказала она боярам.-- Ступайте в Стрелецкую слободу, сожгите домы клевретов чернокнижника, избейте жен их и детей!
– - Славно! -- сказал Татищев.-- Пойдем в Стрелецкую слободу. Пусть огонь и меч истребит корень нечестивых!
Ужас овладел стрельцами. Они опустили ружья и разошлись. Толпа народная сомкнулась вокруг Лжедимитрия.
– - Пропустите! -- воскликнул голос в толпе.
– - Кто это? Кто это? -- кричал народ.
– - Это телохранитель, ливонский дворянин Фирстен-берг,-- сказал Татищев.
– - Чего ты хочешь? -- спросил Салтыков.
– - Хочу взглянуть на того, кому присягал в верности, и умереть или защитить его! -- отвечал Фирстенберг.
– - Поди прочь отсюда или тебя убьют! -- воскликнул Татищев.
– - Пусть умру, но не изменю клятве и не оставлю царя в бедствии! -- отвечал Фирстенберг.-- Я для того ношу оружие, чтоб защищать его. Немцы не знают измены! Не изменили мы Годунову, не изменим и Димитрию!
– - Так умри же с ним! -- воскликнул один дворянин и выстрелил в Фирстенберга. Он упал на землю.
– - Жаль верного слуги,-- сказал кто-то в толпе.-- Да, нечего сказать, а немцы умеют служить верно! Честные люди; жаль, что не православные!
Из толпы вышел человек ужасного вида, с всклоченною черною бородой, обрызганный кровью, бледный, с впалыми глазами; он занес бердыш на Лжедимитрия, остановился и с зверскою улыбкой смотрел ему в лицо, чтоб насладиться выражением страха и боли в чертах несчастного.
– - Кто это?-- спросили в толпе.
– - Иван Васильевич Воейков (148), дворянин служивый! -- отвечали другие.
– - Что медлишь, Иван! -- воскликнул Татищев. Воейков ударил бердышом, и Лжедимитрий, который сидел на земле, опираясь руками, упал навзничь. Народ ужаснулся. Еще некоторые сомнения гнездились в душах: простолюдины в мятеже следовали только внушению бояр.
– - Аминь! -- сказал дворянин Григорий Валуев и выстрелил в Лжедимитрия из ружья. Он еще поднялся, встрепенулся, бросил последний взгляд на народ, страшным голосом закричал: 'Виноват!', захрипел -- и скончался.
В толпе народной раздался хохот, все с ужасом оборотились в ту сторону и увидели женщину, бледную, с блуждающими взорами. Она срывала с головы повязку и фату и попирала их ногами; захохотала в другой раз, страшно взглянула на небо, упала без чувств. Чернец, пробиваясь сквозь толпу народа, поспешил к ней на помощь и, взглянув на нее, с отчаянием возопил:
– - Калерия!
– - Отче Леонид! -- сказал купец Федор Конев.-- Ты знаешь эту несчастную? Кто она?
– - Сестра моя! -- отвечал чернец.-- Злополучная!
– - Перенесем ее в царские палаты и подадим ей помощь! -- примолвил Конев.
– - Она умерла! -- сказал жалобно отец Леонид.-- Несчастная жаждала мести, насытилась и не перенесла удара! Она умерла!
– - Прости ей, Господи, и спаси душу ее! -- примолвил Конев, перекрестясь.
– ----
Царица-инокиня Марфа во все царствование Лжедимитрия только однажды показалась народу, в то время, когда он торжественно встретил ее при возвращении из заточения. С тех пор жила она уединенно в келье Девичьего монастыря и виделась только с ближними родственниками. Царь почти ежедневно посещал ее, но без свидетелей. Никто не знал, что она думала о царе, называвшемся сыном ее, но все знали ненависть ее к Годуновым и радость о возвеличении рода ее, Нагих, при новом царе. С ужасом и горестью узнала она о народном восстании и ожидала смерти, простершись пред святыми иконами. Толпы народа шли с воплями к Девичьему монастырю, вломились во двор и остановились под окнами ее кельи. Князь Василий Иванович Шуйский с сонмом думных бояр вошел в келью.
– - Успокойся, царица! -- сказал он.-- Тебе не сделают никакого зла. Ты уже разлучена с миром, и мы требуем только твоего свидетельства для блага церкви и отечества. Подойди к окну!
Царица-инокиня подошла к окну и увидела, что народ тащил за ноги тело ее благодетеля, избавившего ее из тяжкого заточения, осыпавшего милостями род ее.
– - Твой ли это сын? -- спросил князь Шуйский.
– - Тогда надлежало меня спрашивать, когда он был жив,-- отвечала царица-инокиня.-- Теперь он не мой -- а ваш! (149) Она залилась слезами.
– - Твой ли он сын? -- повторил грозно князь Василий Иванович Шуйский!
– - Он благодетель мой! -- отвечала Марфа.
