удивлена?
– Нет. А ты?
Он пожал плечами:
– Если честно, чего-то в этом роде я и ожидал.
– По-твоему, я тебе голову морочила?
– Не говори глупости. Зачем тогда ты поехала сюда со мной?
Водитель терпеливо ждал, прогуливаясь возле машины.
– Куда теперь? – спросил он с улыбкой, но поспешно убрал ее с лица при виде наших физиономий.
– Проспект Мира, тридцать семь, – назвала я адрес.
– Там жили твои родители? – робко поинтересовался Павел, а я только усмехнулась в ответ.
Тридцать седьмой дом выглядел именно так, как я себе его и представляла. Пятиэтажная сталинка с просторным двором и детской площадкой. Водитель по моей просьбе остановился возле третьего подъезда.
– Жди здесь, – сказала я Павлу.
Подъезд был с домофоном. Я набрала цифру 23 и стала ждать. Ответа не последовало, что неудивительно, в такое время люди на работе. По моим воспоминаниям (вопрос, стоило ли им верить), я продала квартиру молодоженам. Пока я топталась возле подъезда, прикидывая, как получить необходимые сведения, в досягаемой близости появилась пожилая пара. Мужчина нес в руках хозяйственную сумку, женщина держала его под руку. Я широко улыбнулась, хотя в тот момент это стоило мне немалых усилий.
– Простите, – начала я, дождавшись, когда они поравняются со мной. – Не подскажете, кто живет в двадцать третьей квартире?
Женщина вопросительно взглянула на своего спутника:
– Вроде бы сейчас никто не живет. Сдавали каким-то девчонкам, но те на днях съехали. Хозяйка померла, а у сына дом где-то в пригороде.
– Несколько лет назад здесь жила семья, их фамилия Ермаковы, Геннадий Викторович и Анна Григорьевна. У них была дочь Марина. Вы их помните?
– Ермаковы? – удивилась женщина. – Ермаковы в первом подъезде живут. Мать с дочкой. Других Ермаковых у нас не было.
– Вы уверены? – вздохнула я.
– Деточка, мы здесь живем тридцать два года, а Михайловы из двадцать третьей квартиры жили еще до нас. Когда мы переехали, сын Михайловых в школу ходил. Женился, двоих детей родил, они тоже успели школу закончить, и все на наших глазах. А Ермаковы в первом подъезде, восьмая квартира.
– Спасибо, – буркнула я и вернулась к машине.
Павел сидел возле открытого окна и наш разговор, безусловно, слышал.
– Соседи живут здесь тридцать два года, – с усмешкой сказала я. – Но я их вижу впервые, и они меня тоже. Поехали на вокзал.
Мы вновь устроились в том же кафе. Павел о чем-то размышлял, избегая моего взгляда. Вопросов не задавал и своего мнения не высказывал. Наверное, решил дать мне возможность прийти в себя.
– Выходит, что вся моя прошлая жизнь просто иллюзия, – с усмешкой заметила я, решив, что пришла пора обсудить происходящее. Павел кивнул.
– Твои воспоминания ничего не стоят, а у меня их вовсе нет.
– Я отчетливо помню день, когда отправилась на собеседование четыре месяца назад. Я проснулась утром в своей квартире, и у меня не было сомнений в том, что накануне я легла спать пораньше, чтобы как следует отдохнуть и подготовиться. И никаких провалов в памяти, а также повода заподозрить, что до того момента я была другим человеком. Я отлично знала свою биографию, знала, что делала вчера, неделю назад…
– Успокойся, – Павел коснулся моей ладони, и я сообразила, что говорю слишком громко. Ничего удивительного, учитывая мое душевное состояние.
– Ты помнишь ту дату?
– Двадцатое февраля.
– Восемнадцатого меня подобрали на вокзале, – сказал он и стал смотреть в окно. – Выходит, что-то произошло с нами примерно в одно время.
– Что произошло? Черт… такое просто невозможно. Бред.
– Успокойся, – повторил он и сжал мою руку. – Как бы фантастично все ни выглядело, этому есть объяснение. И мы его найдем.
– Кто-то стер тебе память, а мне подсадил другую? – хмыкнула я. – Ты способен поверить в такую чушь? Я – нет.
– Дело ведь не в том, верим мы или нет. Мы столкнулись с чем-то необъяснимым, сейчас главное – держать себя в руках. Есть некие люди, которые проявляют к тебе интерес, что доказывает их появление в клинике. Попытаемся их разыскать. Зацепка есть – тот самый фонд «Помощь рядом».
– А если отправиться в милицию и все рассказать? – вздохнула я. – Им придется поверить в мою историю, раз уж я никогда не жила по месту прежней прописки, не училась в университете и не работала в рекламной фирме.
– Их это, безусловно, заинтересует, – кивнул Павел. – Вот только вряд ли они поверят, что ты ничего не помнишь. Скорее решат, что тебе есть что скрывать. И твоя выдумка лишь хитрый ход. Но даже не это меня беспокоит. Вполне возможно, нам действительно есть что скрывать, – последние слова он произнес едва слышно, глядя на меня с большой печалью.
– Пожалуй, ты прав. Знать правду необходимо, только это может оказаться очень неприятная правда. Кто мы? – спросила я тревожно, как будто он мог ответить на мой вопрос.
– Не бойся, – твердо сказал он. – Ты не из тех, кто совершает поступки, за которые потом стыдно.
– Откуда тебе знать? – разозлилась я. – Ты даже не можешь быть уверен, что в прошлой жизни мы были друзьями. Вдруг мы ненавидели друг друга?
Он улыбнулся:
– Нет. Я уверен, ты была дорога мне тогда, как дорога и сейчас. Вряд ли мы были друзьями, то есть вряд ли только друзьями. Мои чувства к тебе далеки от дружеских и уж точно возникли не пару дней назад.
– Ты что, признаешься мне в любви? – усмехнулась я.
– А ты против?
– Не самый подходящий момент.
– Хорошо, дождемся подходящего. Ты говоришь, что отчетливо помнишь утро, когда отправилась на собеседование. Будем считать его моментом, с которого началась твоя новая жизнь. Если так, то выходит следующее: за несколько дней до этого ты сама или кто-то другой звонил на твою будущую работу, и тебе назначили время для собеседования. Ведь тебя там ждали.
– Хочешь сказать, что моему шефу должно быть что-то известно? – нахмурилась я.
– Возможно. Возможно даже, что к происходящему он имеет непосредственное отношение.
Это показалось мне весьма вероятным, учитывая поведение Олега в пятницу, вопросы, а потом телефонный звонок и брошенную им фразу: «Я сделал все, как вы велели». Конечно, телефонный разговор мог касаться его личных дел, но теперь поверить в сие непросто.
– Это зацепка, – удовлетворенно кивнул Павел. – Поговорим с твоим шефом, когда вернемся. И вот еще что: разговаривать с ним буду я. Так, как сочту нужным.
– Начнешь ему иголки под ногти совать? – невесело усмехнулась я.
– Если понадобится. В нашем положении выбирать не приходится.
Я прикидывала, стоит ли произносить вслух то, что уже некоторое время не давало мне покоя, и в конце концов заговорила:
– Вчера в клубе тот чокнутый сукин сын сказал, что его когда-то звали Счастливчиком, а теперь Путником.
– Да, и ты очень бурно на это отреагировала. Была причина?
– Я видела его во сне. То есть я так считала. Только… вдруг это был не сон?
– А что?
