предусмотрено — разве что в церкви отслужат мессу, если Хильперик захочет умаслить епископов. Чувствуя, как горло у нее сжимается, Фредегонда принялась с силой орудовать локтями, чтобы выбраться из толпы раньше, чем из глаз хлынут слезы.
С наступлением вечера она решила уехать из города и уже приказала готовить лодку, чтобы удалиться с ребенком на свою тихую и спокойную виллу на побережье, когда в комнату вошла Уаба. С первого взгляда Мать увидела, что Фредегонда одета по-дорожному, а лицо ее искажено отчаянием. Маленький Хлодобер спал у нее на руках. Здесь же суетилась Пупа, укладывая вещи, с привычным для нее тревожно-глуповатым выражением на лице.
— Одевайся, — мягко сказала Уаба.
— Я одета.
— Ты понимаешь, о чем я. Снимай этот плащ, оденься понаряднее, и пойдем со мной.
— Зачем? — Фредегонда горько усмехнулась. — Думаешь, мне так хочется выставить себя на посмешище?
Она уже направилась к двери, но Уаба опередила ее и загородила дверной проем своим телом.
— Поверь мне
Это имя из далекого прошлого, которым Мать называла ее очень редко, заставило ее заколебаться. Словно вновь вернувшись в детство, Фредегонда послушно позволила Матери забрать у нее из рук Хлодобера и отдать его Пупе, потом снять с себя плащ, простое шерстяное платье и сандалии. После этого служанкам понадобился еще час, чтобы нарядить ее, расчесать спутанные волосы и умело накрасить — не слишком ярко, но заметно. Пока длилось это преображение, к Фредегонде мало-помалу возвращалась уверенность, еще усиленная лихорадочной веселостью Уабы.
Наконец они вышли из комнаты, пересекли дворец, кишащий тысячами слуг, танцовщиц, жонглеров, певцов и арфистов. Свадебный пир устроили на открытом воздухе, в восхитительной мягкой свежести летнего вечера. Подойдя к столам, они остановились, невольно пораженные разнообразием блюд и пышностью свадебного стола, составленного квадратом из четырех частей. За столами восседали сотня мужчин и почти столько же женщин. В центре поводырь медведя заставлял зверя танцевать под звуки флейты, но гости были заняты разговорами и не обращали на него особого внимания. Уаба и Фредегонда не сразу различили королевскую чету среди остальных, но, заметив короля и королеву, Уаба быстро схватила Фредегонду за рукав и потянула за собой.
— Хватит! — воскликнула та, выдергивая руку. — Ты можешь мне наконец сказать, что у тебя на уме?
— Доверься мне! Подойди к королю и заверь его новую супругу в своей дружбе. Ты сама увидишь…
И Мать улыбнулась ей такой обезоруживающей улыбкой, что Фредегонда снова повиновалась. Она глубоко вздохнула, приподняла подбородок и пошла вдоль столов.
Гости, завидев ее, бросали на нее странные взгляды. Она ожидала смущения или насмешек при своем появлении, но тут было нечто другое. Улыбки на лицах приглашенных не были оскорбительными — скорее участливыми или даже подбадривающими. Это неожиданное открытие так сильно взволновало ее, что она не заметила, как оказалась в нескольких шагах от новобрачных. Хильперик, увидев ее, вздрогнул и тут же отвел глаза. Галсуинта разговаривала с епископом Претекстатом, и Фредегонда видела лишь ее длинные косы и красную вуаль из переливчатого шелка. Она еще немного приблизилась, чувствуя, как все тело сковывает страх, — ее поддерживала лишь ненависть, которую она испытывала к этим двум существам. Наконец Претекстат ее заметил и, как и Хильперик, быстро отвел глаза.
— Мадам, — произнесла она самым ясным и чистым голосом, на который была способна, останавливаясь возле высокой спинки кресла принцессы, — я ваша покорная служанка.
Новая королева Руанская обернулась и улыбнулась ей.
Фредегонда не смогла произнести больше ни слова, но одолевавшее напряжение мгновенно угасло. Галсуинта была безобразна.
Август выдался необыкновенно жарким. Дышать в городе было нечем — слуги не успевали увозить и сжигать груды отбросов, оставшихся после празднеств. Фредегонда уехала на свою виллу на берегу реки, с ребенком и свитой. Что касалось новобрачных — говорили, что они отправились в Анжер.
Стояло раннее утро, воздух был еще свежий, и туманная дымка, подсвеченная первыми лучами солнца, не рассеялась полностью. Слышались первые трели птиц и шелест деревьев под лаской легкого ветерка. Фредегонда нежилась в полусне, наслаждаясь тишиной и покоем этих утренних мгновений и ощущая прохладу утреннего воздуха на обнаженной коже. Еще не совсем проснувшись, она грезила, что видит рядом с собой Хильперика, сидящего на кровати и с нежностью разглядывающего ее.
В следующий миг это видение заставило ее стряхнуть остатки сна, и она поняла, что все происходит наяву, — Хильперик действительно сидел на кровати рядом с ней. Фредегонда напрасно пыталась найти простыню, чтобы прикрыться, — ночь была такой душной, что она сама сбросила ее на пол.
— Я тебя разбудил, — прошептал он. — Прости.
Она вскочила одним прыжком и завернулась в простыню — к явному сожалению короля.
— Вам стоило бы заранее предупредить меня о своем прибытии, монсеньор, я бы распорядилась приготовить вам комнату.
— Но это лишило бы меня удовольствия тебя видеть.
Фредегонда не ответила ни на его улыбку, ни на протянутую руку. Она стояла по другую сторону кровати, прямая, как свеча, и совсем не казалась обрадованной.
— Ну, иди сюда, — позвал Хильперик. — Я проделал долгий путь, чтобы тебя увидеть.
— Монсеньор, вы должны уехать.
Улыбка короля померкла, но он по-прежнему протягивал к ней руку.
— Я не собираюсь продолжать эту дурацкую игру!
— Я тоже, монсеньор. Ваша жена приехала с вами?
— Моя жена…
Хильперик резко встал, обошел кровать и остановился, видя, что Фредегонда попятилась. Он опустил голову и машинально погладил деревянный столбик кровати.
— Я знаю, что ты злишься на меня, но ты должна понять: эта свадьба ничего не изменила между нами. Это просто политический союз, не более того.
— Она — королева.
— Какая разница? Фредегонда, у меня было время поразмышлять обо всем, что существует между нами. Все эти недели я думал только о тебе. Когда я закрывал глаза, ты была рядом…
— А когда открывал, то видел ее.
— Вот именно…
Он сделал шаг вперед, но Фредегонда снова отстранилась.
— Я тоже думала о тебе, — внезапно заговорила она с суровостью во взгляде, не обещавшей ничего хорошего. — И тебя я видела во сне сегодня ночью. Я хотела, чтобы ты вернулся, чтобы обнял меня, чтобы занялся со мной любовью. Но это только сны, Хильперик. В реальной жизни ты — муж Галсуинты, а я… Я — твоя любовница и мать твоего бастарда.
— Ты не сможешь уйти от меня!
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, и королю показалось, что он видит слезы в ее глазах. Однако Фредегонда оставалась по-прежнему далекой и недосягаемой, ее холодность была холодностью мраморной статуи. И когда она сбросила окутывавшую ее простыню, это впечатление только усилилось. Она была обнаженной, восхитительно красивой, еще более желанной, чем в его мечтах. Он улыбнулся, заметив на ее талии кожаный поясок, который она никогда не снимала. Сколько раз он вспоминал эту черную змейку, обвившуюся вокруг ее бедер! Хильперик вспомнил их первую ночь, когда впервые увидел это необычное украшение. Его первым побуждением было снять с нее поясок, но она удержала его руку. «Нельзя нарушать волшебство» — такими были ее слова. И сейчас он готов был умолять, чтобы она околдовала его снова. Но, видя ее полностью открытой для его желания и одновременно недосягаемой, на этот раз уже он отступил на шаг.
— Я не хочу тебя потерять, — прошептал он.
