Перерыв после третьей пары. Мы сидим у кинотеатра «Мечта» — я, Миха и Садилов. Они оба пьют новое пиво «Т», я — «Балтику-тройку».
— Как праздники? — спрашивает меня Садилов.
— Так, нормально. В общем, обычно.
— Все ясно. У нас — тоже обычно. Да, Миха?
Миха кивает, спрашивает меня:
— Хочешь с нами поехать на девятое в Питер?
— А что там делать?
— Ничего такого. Просто затусить. Москва уже задрала. А Питер — город красивый…
— Знаю. Мы же концерт там играли месяц назад…
— Да, помню, ты говорил. Че, все еще — гитара «брынь-брынь»?
— Ага.
— Не, я в такую музыку не врубаюсь. Все это умерло лет пятнадцать назад. Одна электронщина развивается. Постоянно появляется что-то новое — то трип-хоп, то электроклэш.
— А меня как раз электронщина не вставляет.
— Я и не говорю, что должна вставить. О вкусах не спорят. Вон, есть люди, которые только Моцарта слушают. Или, там, джаз. Просто это уже все застыло, движения нет никакого. А электронщина двигается вперед.
— Не, реально — поехали с нами в Питер, — говорит Миха. — Там как раз три дня праздников на девятое. Или ты — на дачу: «хуячим, хуячим»?
— Ты же знаешь — у нас нету дачи. А где остановиться в Питере?
— Это не проблема. Поднимем друзей, знакомых, найдем какой-нибудь вариант. В крайнем случае — квартиру на сутки. Только не гостиницу — это дорого.
— Нет, спасибо, конечно, но я не поеду.
— Как хочешь. Наше дело предложить. — Миха поворачивается к Садилову. — Видел рекламу этой фигни? — Он стучит пальцем по этикетке пива. — «Теперь уж точно до свида-а-а-анья». Прикольно, да?
— Тупо немного, но, в общем, прикольно.
— Ни фига не тупо. Это такой замес специальный.
Метро Лубянка. Я стою в центре зала, жду Машу, девушку из троллейбуса. Через несколько дней мы опять с ней ехали в семьдесят первом, и я подошел познакомиться. Она живет в моем доме, в первом подъезде — снимает комнату у старухи. Учится в медуниверситете.
Подъезжает состав, двери открываются, на платформу высыпаются пассажиры. Я замечаю Машу. Она улыбается, машет мне рукой. Я иду навстречу.
Поднимаемся по эскалатору, проходим мимо двух ментов, хмуро глядящих на толпу.
— Не люблю их, — говорит Маша. — Такие сволочи. Раз прошла я в метро по разовому проездному — свой студенческий дома забыла — и выбросила сразу. Подходит милиционер — а где ваш проездной? Отвечаю, что выбросила. А он: а как вы это докажете? Повел меня в обезьянник и продержал там до вечера. Видно, думал, что я взятку дам, а у меня рублей пятьдесят всего было с собой.
— И что потом?
— Отпустил. Понял, что поживиться не светит. Жалко только, что долго это до него доходило.
— Менты — уроды. Я вообще не понимаю, как туда можно идти работать. Платят им мало, приходится заниматься вымогательством. Почему не пойти и честно не заработать? Тем более, и престижа здесь никакого.
— Наверно, в менты идут те, кого больше никуда не берут. Или те, кто не хочет вкалывать. Думает, ничего не надо делать, только денежки будут сыпаться. Давай свернем в переулок, хорошо? Здесь слишком шумно.
— Давай.
В начале переулка идет ремонт здания. В будке охранник громко слушает радио, песню «Переулки таганские». Рядом с будкой лежат на асфальте три бродячих собаки. Дома в переулке — ветхие, с осыпавшейся штукатуркой. Людей и машин нет вообще.
— Никогда не подумаешь, что это — Москва, — говорит Маша. — Я второй год здесь живу и все время удивляюсь контрастам: какие-то шикарные новые здания — а рядом вообще трущобы.
— Тебе Волгоград или Москва больше нравится?
— Конечно, Москва. Нечего сравнивать. Мы — провинция. Сколько бы ни говорили, что область благополучная, но по сравнению с Москвой — деревня. Я совсем не жалею, что не осталась там. Хотя одноклассники многие поступили учиться у нас. И мои родители были против. Они — люди простые, мало что видели. Папа — инженер на заводе, мама преподает в институте.
— А моя мама раньше в школе работала.
— В общем, они меня не понимали. Говорили: зачем тебе Москва? Там так сложно, жить будет не на что, умрешь с голоду и всякое такое. С голоду, как видишь, не умерла. Зарабатываю по мелочи: флаеры раздаю у метро, иногда на презентациях работаю. Я никогда не хотела сидеть на шее у родителей. Вот и не сижу. — Маша улыбается. — Они мне только за квартиру платят, на остальное сама зарабатываю.
— Политикой интересуешься?
— Почему ты спросил?
— Любопытно. Не хочешь — не отвечай.
— Да нет, отвечу, что здесь такого? Мне до политики дела нет. Голосовать я никогда не ходила и не пойду. Политикам не верю, вообще никаким. В моей жизни ничего не изменится от того, за кого я проголосую. Разве не так? Я вообще стараюсь не заморачиваться на этом, просто жить.
В центре сквера — памятник Ленину. Справа — уродливое серое здание с двумя антеннами на крыше. Слева шумит фонтан. Над ним — зеленая крыша летнего кафе.
— Ну что, как идет процесс поиска сторонников? — спрашивает Курт у Руди.
Мы втроем сидим на лавке, пьем пиво.
— Трудно идет, очень трудно.
— Фанатов футбольных не пробовали вербовать? Они ведь настоящие реальные патриоты, по крайней мере, так себя заявляют.
— Пробовали. На самом деле они — на редкость аполитичные люди. Большинству, кроме своей команды, ни до чего дела нет. Вообще, все субкультуры — игрушка. Даже те, в которых, вроде бы, идеология. Все — или это не всерьез, или просто разводка. Дебильно все получается. Антифашики ненавидят коммунистов, энбэпэшников. Это, получается, фашисты, то есть самое главное зло.
— Нет, самое главное зло для них — это скины.
— Ну да, в общем. Но и эти тоже.
— Но и скинов не надо всех под одну гребенку. Есть скины-антирасисты, «шарпы» называются, есть «трады» — они в эту байду насчет расового превосходства играть не хотят.
— Ладно, при любых раскладах — это не те, на кого можно опереться. Они играют в свои игры, в свою атрибутику, но за всем этим нет ничего. Пустота.
С соседней скамейки встают парень с девушкой. У него в руках фотоаппарат. Девушка становится на фоне Ленина, он фотографирует.
— Интересно, она — коммунистка, или ей просто сфоткаться, лишь бы был фон? — спрашиваю я.
— Скорее всего — просто любит пофоткаться, — говорит Руди. — Молодежь сейчас, в основном, несознательная. Мозги забиты всяким говном — им не до политики.
— Да, только за деньги, наверно, и можно привлечь кого-то сейчас на свою сторону. — Курт делает глоток пива. — Ищи какого-нибудь олигарха…
— У олигарха брать деньги западло.
— Почему — западло? — спрашиваю я. — Если ты считаешь, что на правое дело? Разве для этого не