затем предложил Юнгу холодный чай с лимоном из собственной фляги.
08:00, 27.06.42. Маневрируя на трассе и пытаясь выбраться из транспортной «пробки», я завяз на верблюжьей тропе среди огромного количества машин. Идет ливень. Арабы продали нам яйца. Взамен они попросили алюминиевую фольгу — не могу понять, для какой цели. Они пришли в экстаз, когда я отдал им небольшой кусок обертки от наших пищевых пайков. Хвала небесам и Королевским воздушным силам. Если немцы захватят первенство в небе, эта дорога превратится в кладбище длиною в сотни миль.
Появились новые слухи о Роммеле. Говорят, что он лично преследует нас на трассе и едва не наезжает своим «панцером» на пятки последних колонн. «Почему наши коммандос не пришпилят этого гада?» Подобная мысль возникала в голове каждого солдата. «Неужели нельзя наказать ублюдка? Наши генералы должны предпринять какие-то действия!»
06:30, 27.06.42. У А-9 под командой Пиза кончилось горючее. Мы отлили кое-что у перевернувшегося грузовика. Шесть других экипажей сражались с нами за это сокровище. Майор давил на меня своими погонами, но я купил его согласие за десять долларов и часы «Брайтлинг», которые подарила мне бабушка. Мы добыли двенадцать галлонов. Достаточно, чтобы три танка проехали еще четыре мили.
Я по-прежнему не мог связаться с Роуз. К счастью, мне удалось воспользоваться радиоканалами пехоты и добраться до Джока. Я узнал, что его камерунцы должны были принять пленных из Тобрука, однако сам Джок сопровождал конвой коулдстримской гвардии. Он находился в той же транспортной колонне, что и мы — только в нескольких милях к востоку. Джок сказал, что наши штабисты в Каире жгли шифровальные книги. Он сообщил, что Муссолини перелетел через Средняк, [33] чтобы по традиции римских императоров с триумфом первым войти в город.
Неужели поражение было настолько близким? Неужели мы сдадим Каир? Если Роммель возьмет Суэц, Британия окажется отрезанной от Индии и Дальнего Востока. Двести тысяч солдат попадут в окружение. Хуже того, Гитлер наложит лапу на нефтяные поля Ирака и Аравии. Россия капитулирует или попросит снисхождения на позорных условиях. Война одним махом будет проиграна.
Джок сказал, что у отступления имелась и светлая сторона: чем дальше немцы гнали нас на восток, тем сильнее их караваны с припасами растягивались от Триполи до фронта. «Роммель теперь перевозит свое горючее за тысячи миль. С такими длинными хвостами даже он не продержится долго».
22:00, 28.06.42. Снова дождь. Одна миля за тринадцать часов. Впереди минные поля и гарнизонный лагерь в Эль-Аламейне. Говорят, что армейское начальство готовит там новую линию обороны. Ходят слухи, что Роммель остановился в 75 милях позади нас. Ему тоже не хватает горючего.
Мне потребовалось десять дней, чтобы добраться до Роуз. Отпусков нам не давали. Я не мог получить даже однодневную увольнительную, чтобы съездить в Каир.
Восьмую армию реорганизовывали сверху донизу. Остатки нашего полка отделили от 22-й бронетанковой бригады и передали в новое соединение, в которое входили два уменьшенных батальона моторизированной пехоты и батарея 25-фунтовых орудий. Эта сформированная часть предназначалась для поддержки Седьмой бронетанковой дивизии, переименованной в Седьмую моторизированную бригаду. Мы оказались среди нескольких схожих подразделений, загнанных в мобильный резерв на тот случай, если в ближайшие дни Роммель вновь начнет наступление. И вся эта бодяга подразумевала пополнение, с новыми танками и необстрелянными экипажами — то есть бесконечные тренировки и учения. Я по горло был сыт ими, как и каждый танкист, побывавший на фронте. Бронетанковая дивизия временно располагалась в Кабрите. Джок тоже находился здесь. Мы встречались с ним по ночам на заправочной станции, называемой Дикси-11. Он был уже капитаном и получил «Боевой крест» за героизм, проявленный при выводе наших войск из осажденного Тобрука.
— Джок, где Роуз?
— Я разговаривал с ней. У нее все хорошо, и я сказал ей, что ты тоже в порядке.
Услышав, что Роуз была неподалеку, я буквально задрожал от волнения.
— Где она?
— Все еще во флотской разведке. Их штаб перевели из Александрии в Каир. Я говорил с ней вчера по телефону. Она очень хочет увидеться с тобой. Я заверил ее, что ты цел и здоров и что скоро вы встретитесь друг с другом.
— Ее эвакуируют?
— С чего ты это взял?
— Джок, это не шутка!
Заправочная станция представляла собой полукруг бензовозов, припаркованных под тусклыми лампами и маскировочной сетью на пустоши у Мукатитамских холмов. К ней тянулась очередь из танков, грузовиков, тягачей и «Бренов», которые толклись вокруг, надеясь подсосать несколько галлонов живительного сока. По идее, горючее отпускалось только по официальным заявкам и в строго указанное время, но с приближением Роммеля приказы постепенно утрачивали силу. Их заменили алкоголь и сигареты, английские фунты (египетские деньги не брались в расчет) и, конечно, помощь друзей, которые действительно имели заявки. Они позволяли вам залить несколько галлонов по их документам, пока возмущение очереди не заставляло вас остепениться.
Я спросил у Джока, не говорила ли Роуз что-то о ребенке. Моя жена находилась на шестом месяце беременности.
— Чэп, успокойся. У нее все хорошо. Гораздо лучше, чем у нас.
В качестве поощрения за проявленную доблесть Джок получил увольнительную на двенадцать часов. Он отдал ее мне. На следующее утро я дозвонился до Роуз, и мы договорились встретиться через два дня в каирском «Пастухе». Она просила меня не беспокоиться о ее безопасности. Через несколько дней их шифровальный отдел перемещали в Хайфу.
Увольнительные документы Джока оказались с подвохом. Я должен был прибавить к ним разрешение своего командира. А он не дал его. На телефонные переговоры ввели ограничения: дозволялись только экстренные звонки. Прошло четыре дня. Наконец, на пятые сутки, по-прежнему не имея возможности позвонить по телефону, я поймал попутку и помчался в Каир. У меня оставалась надежда, что Роуз оставила мне записку в гостинице «Пастух».
А там была она сама.
Все, что солдаты говорят о фронтовых романах, — это чистая правда. Когда я увидел мою любимую, она выглядела совсем не идеально. Роуз стояла, сутулясь, у стены в глухом алькове. Ее туфли были сброшены с ног; волосы закрыли одну половину лица и растрепались, пока она снимала шляпу, чтобы расправить поля. Округлый живот выпирал из гражданского платья, так что пояс едва сходился на талии. Она не видела меня. В то время «Пастух» был самой романтичной гостиницей в мире. Атмосфера опасности, взвинченная приближением Роммеля до почти недосягаемых высот, превращала каждое слово и чувство в незабываемую драгоценность. И посреди всего этого стояла Роуз. Наверное, каждый парень верит, что его любимая девушка самая чудесная и прекрасная в мире. Я побежал к ней, словно сумасшедший. Мы налетели друг на друга и слились в объятиях. Я чувствовал запах ее волос и аромат духов.
— Как долго ты уже здесь?
— Я приходила каждый вечер. Я знала, что ты не можешь дозвониться до меня.
Мы безумно целовали друг друга.
— С тобой все в порядке, милая?
— Со мной? Как ты?
Она сказала, что сняла для нас комнату. Я прижал ее к себе, но почувствовал сопротивление. На миг мне показалось, что это из-за ребенка.
— Я кое-что должна тебе сказать, — предупредила Роуз.
Она перевела дыхание и выпрямилась.
