возьми, там стояло их церковное пианино! Они выгрузили его у крыльца и уехали. А я ведь никогда не заходил в их церковь ни до, ни после. Но им, похоже, было все равно.
Когда он рассказал мне эту историю, произошло нечто странное. Я вдруг понял, что хочу сделать со своей жизнью. Точнее, с гражданской жизнью, если я когда-нибудь получу ее назад. Мне захотелось стать издателем. Увы, не писателем. Я потерял свой дар, но не отрекся от литературы. Да, я решил стать издателем. Открыть свой издательский дом и заботиться о писателях. Почему я раньше не додумался до этого?
В краткой серии картин я увидел себя и Роуз, наших детей и нашу дальнейшую жизнь. Моей работой станет поиск талантливых и молодых писателей. Я буду помогать им в шлифовке стиля. Я буду способствовать их карьере.
Когда я рассказал об этом решении Стэндаджу, он с улыбкой ответил:
— Такие идеи приходят в самые неподходящие моменты. Не так ли, шкип?
Шкипом (сокращение от шкипера) в ПГДД называли командира патруля. Но это была не моя должность. Она принадлежала Колли. Стэндадж лежал в кузове под маскировочной сеткой. Его перевязанная нога была накрыта одеялом; голова покоилась на широком дубовом полене, которое мы использовали, как «башмак» для домкрата. Я посмотрел на Колли, который отдыхал в подвешенном гамаке. Его голая спина, лицо и шея блестели от машинного масла и маргарина. Наши взгляды встретились. Он одобрительно кивнул. Так же сделали Панч и Грейнджер. После этого молчаливого признания я стал командиром патруля.
Весь день в небе кружили вражеские самолеты: «Хеншели» и «Шторьхи». Вечером к ним присоединились итальянские истребители «Макки». Перед самыми сумерками я услышал шум одинокого мотора. Мы с Панчем взяли «Браунинг», выбрались из лощины и залегли между камней. На равнину перед нами опустился самолет-разведчик «Шторьх», с черными немецкими крестами на крыльях. Он остановился всего в двухстах ярдах от нас — на расстоянии не больше половины поля для крикетной площадки.
«Фонарь» кабины открылся. На землю спрыгнул пилот. Он был один. Панч прицелился в него. Летчик не имел понятия, что мы находились рядом. Он спустил штаны, ухватился за распорку крыла и наложил такую порцию какашек, которой позавидовала бы лошадь. Палец Панча напрягся на спусковом крючке. Я остановил его, тихо похлопав по плечу.
— Если этот гавнюк не вернется вечером на базу, завтра утром немцы вышлют на его поиски целую эскадрилью.
Панч неохотно кивнул. Пилот взобрался в «Шторьх» и улетел.
— Хотел бы я однажды столкнуться с этим типом, — проворчал мой спутник. — И просто рассказать ему, как близко он стоял от смерти.
Следующей ночью мы прибыли в Бир-эль-Энсор (половина пешком, половина на прицепе). У «Больного пальца» нас поджидал Ник Уайлдер с остатками патруля Т1 — двумя грузовиками и шестью людьми. Часть патруля R1 тоже находились здесь под руководством капитана Ловсона, нашего медика. Самого Джейка со сломанной ключицей эвакуировали сутки назад вместе с другими шестью солдатами. Штаб в Каире приказал им уходить в Хатиет-эль-Этла. Туда выслали еще один патруль, который должен был сопроводить их до британских позиций. Джейк, предвидя серьезные ранения среди людей отставших групп, попросил доктора Ловсона задержаться в Бир-эль-Энсоре.
Пока мы устраивались в лагере, на джипах подъехали десантники майора Мейна. Их осталось только трое. Одиннадцать бойцов пропали без вести. Мейн планировал передохнуть немного, перекусить и выпить чаю, а затем возобновить поиски своих людей, которым, возможно, удалось уцелеть в бойне на плато. Он не хотел оставлять их пешими, с врагом, идущим по следу.
«Бир» означает на арабском языке «колодец». Мы устроили нашу лежку в типичном для этих мест оазисе, наводненном мухами. То был клочок земли с чахлыми пальмами и несколькими разбросанными, почти развалившимися строениями. Каменные руины представляли собой комбинацию форта и мечети. Несколько брошенных жестяных ангаров, возведенных первоначально итальянцами для абсолютно непонятных целей, использовались теперь людьми и верблюдами, как убежище от солнца. Сам колодец выглядел кругом камней, с железной крышкой, уберегавшей воду от дрейфующего песка. Эта крышка называлась
Два креста отмечали свежие могилы. Ник похоронил еще троих парней в пути. Под первым крестом покоился Эй Ти Драммонд по прозвищу Бульдог — тот самый сержант «киви», который показывал мне жилье в первый день, когда я присоединился к подразделению ПГДД. Другая могила принадлежала капралу Микки Люкишу — олимпийскому чемпиону по гимнастике. Год назад он был водителем у основателя САС Дэвида Стирлинга и получил «Боевую медаль» за героизм, проявленный в первом рейде на Бенгази.
Печально, что все так получилось. Капитан Ловсон оборудовал свой грузовик под однопалатный госпиталь. Полагаясь на похвальные отзывы сослуживцев, мы передали Стэндаджа под его опеку. Колли отказался от лечения. Они с Панчем пошли к арабам и обменяли какой-то хлам на масло для его ожогов. Ремонтная машина имела много нужных запчастей. Грейнджер отогнал к ней грузовики патруля ТЗ. Я доложил Нику и майору Мейну о наших действиях во время рейда. Они оба называли меня «Чэпом» и, пожимая руку, удивили своим дружелюбием. А ведь я трепетал каждый раз, когда видел их перед собой.
Патрули находились в пустыне уже девятнадцать дней. Каждый мужчина отрастил себе бороду. Здесь в «бире» было много воды, но никто не хотел бриться. Спутанная «солома» на лицах бойцов стала знаком отличия, знаком чести. Избавление от нее казалось верхом неуважения к нашим павшим товарищам. Да и бриться тупыми лезвиями армейского образца было адски больно — даже если вы умудрились взять с собой несколько штук.
Прежде чем отправиться на поиски пропавших десантников, Мейн созвал совет (после эвакуации Джейка он принял на себя командование сводным отрядом). Сначала разговор зашел о потерянных товарищах и эвакуированных раненых. Партия Джейка, заверил нас майор, уже была на полпути к Хатиет- эль-Этла. Пока он говорил, из штаба поступило сообщение о трех бомбейских бомбардировщиках, экипированных под санитарные самолеты. Они вылетели из Каира к АПП-125 — аварийной посадочной площадке, которая находилась ближе к нам, чем Хатиет-эль-Этла. Это же сообщение предполагалось отправить и Джейку при его следующем выходе на связь. В случае удачи наш командир и другие раненые солдаты уже через три дня могли оказаться на чистых простынях в Гелиополисе.
А как насчет нас? Грузовик и джип Джейка взяли с собой минимальное количество бензина — ровно столько, чтобы закончить свой путь. Но даже эта умеренная мера истощила общий запас, оставив наши машины с дефицитом горючего. Мы запаслись водой из «бира», однако амуниции тоже не хватало. Обе машины с запасными частями почти опустели, но ни один из уцелевших грузовиков не был готов даже на 75 процентов. Парни завели разговор о возмездии Роммеля. Если фельдмаршал узнает, что набег совершался лично на него, он обязательно начнет преследование наших патрулей.
Что нам делать? Продолжить ли рейд? Или, может быть, вернуться назад на базу?
Совет проходил с подветренной стороны связной машины Ника Уайлдера. Слесари Дюрранс и Листер обрисовали сложившуюся ситуацию. Им требовался еще один день — возможно, два — чтобы привести грузовики в рабочий вид. Капитан Ловсон выразил тревогу о раненых. Стэндаджу требовалась срочная хирургическая операция. Два десантника Мейна были в еще худшем состоянии. Всех троих следовало поместить в санитарный грузовик (как только его отремонтируют) и эвакуировать к АПП-125 или туда, куда укажет Каир. Но может ли Ловсон сопровождать их? Ведь тогда патрули останутся без медика? Не отправиться ли назад всем отрядом?
Прежде чем принять решение, Мейн хотел выяснить, какой ущерб врагу нанес наш рейд. Ник, я, сержанты Кехое и Уоннамейкер, а затем и парни из САС дали свои отчеты. Результат оказался чертовски мизерным. Мейн злился на нас и на себя. Под конец совещания из Каира пришла еще одна радиограмма. Оба патруля должны были вернуться на базу для переформирования и получения новых приказов.
