У 'рясофорного монаха' мы решались выслушать что-нибудь духовное. Я попросил из пений на Страстной седьмице.
Но как в пении это хорошо, так на фисгармонии выходило 'не очень'. Или слух не приучен, или уже те протяжные и монотонные звуки так и сообразованы только с человеческим голосом. Правда, 'играть' и 'петь' - какая в этом разница! Вероятно, звуки симфоний показались бы тоже нелепыми, попробуй их выполнить через пение.
Была игра, и правильная игра. Я вспомнил 'св. Цецилию', слепую музыкантшу католической церкви20. Право, этот деятельный русский монах мне нравился не менее. На этот миг.
Оставив клавиши, он заговорил (на мои вопросы):
- Рано ослеп. Ребенком. Света и не помню. Играю, потому что слух есть. Я все звоны здесь установил, до меня была нелепость, нелепый звон, не музыкальный и не согласованный.
Так как я не понимаю в звоне, то и не мог очень понимать его разъяснений.
Но определение 'нелепый звон', несколько раз твердо им сказанное, запомнил хорошо. Скорей из направления и тона его объяснений я понял только, что наука звона мудреная и сложная, требующая понимания музыки, гаммы; что требуется подбор колоколов и проч.
- И в Ростове Великом звоны я же устанавливал. Там пять звонов. (В цифре могу ошибаться.)
Он говорил явно о системе звона, о методе и тоне, что ли, не понимаю. Очевидно, однако, по твердости и уверенности объяснений и по высокой разумности всей речи, что он был высокий художник этого, в сущности, очень важного дела. Наблюдали ли вы, что по звонам, например, различаются католическая и наша церковь? В католической церкви колокольный звон точно мяуканье кошки. Так вкус выбран. Что-то крадущееся и стелющееся, 'иезуитское'21, у нас звон точно телка бредет. Басок, тенорок и дискант - все в согласии. 'Хоровое начало' славянофилов? Не знаю. Во всяком случае для городов и весей русских выбор характера колокольных звонов куда важнее 'filioque'22, в котором никто ничего не понимает. Мелодично-грустный 'вечерний звон' русских церквей скольких скептиков и сатириков удержал от протеста, критики и сатиры; и, может быть, только благодаря мягкому вечернему звону у нас никогда не зародился ни Вольтер, ни Ренан.
- А для чего у вас не одни часы на стене? Двое, трое... Я обернулся назад, ожидая увидеть еще.
- Это не мои. Я поправляю.
Он указал и на комод, где лежала по крайней мере пара карманных часов.
- Вы поправляете часы?! Изумлению моему не было предела.
- Теперь стар стал и рука не тверда. Волоска (в механизме) не могу поправить, а прежде и волосок мог. Но если волосок цел и неисправны другие части механизма, я чиню хорошо. Разберу, поправлю и соберу.
- Не ошибетесь? Ведь так тонко и сложно все?!
- Как бы ошибался - не брался бы.
По возрасту монаху 45-50. Конечно, из мужичков, и 'богословие' тут ни при чем. 'Живет по преданию'. Это 'по преданию', мне кажется, естественно заменило 'истину' для темного, безграмотного люда. 'По преданию' - значит ощупью. Пощупал батюшку-'так верил', пощупал дедушку-'так верил'. И так до Николая- чудотворца и святителя Алексия23. 'Все так верили',-говорит, ощупав всех, слепой мужичок. И заключает: 'Так'. Как же иначе поступить?
Я вышел с истинным уважением к слепому монаху, наполнившему жизнь свою трудом, деятельностью и пользою. Отчего, при слепоте, он выбрал такие занятия, как поправка часов и установка звонов? Явно его ум был не только деятельный, но предприимчиво деятельный; ум его окрылял и влек, ум был слишком зряч. А глаз недоставало...
Неподалеку от Ярославля расположился на левом берегу красивый Толгский монастырь24. Белая, высокая каменная ограда отнесена сажен на 50 от берега, в виду, без сомнения, весеннего разлива. Был ранний вечер, все золотилось в солнечных лучах... Красиво погуливали монахи около ограды, и другие, сидя на лавочках, любовались на проходящий пароход.
Толга - богатый монастырь с чудотворною иконою Божией Матери, явившейся здесь на дереве. Толгская Божия Матерь, в подробностях ее написания, одна из прекраснейших икон православия25.
Плыли мы и мимо старого Макария - древнего монастыря, по имени которого Нижегородская ярмарка именуется Макарьевскою26. Она, как известно, перенесена в Нижний правительственным распоряжением, а 'сама собою' зародилась около Макарьевского монастыря и состояла первоначально из домашних изделий и товаров, приносимых и привозимых богомольцами, стекавшимися с Волги и впадающих в нее рек и речек, ко дню годового праздника преподобного Макария. Есть еще в Решме другой монастырь того же имени, бывший еще недавно мужским, но теперь женский. Любопытна история его преобразования: монахов становилось все меньше, да и те своим пьянством и безобразным поведением только возмущали окрестных крестьян. Наконец монахов осталось что-то человек пять, и монастырские службы не посещались никем. Монастырь надо было закрывать: но Влад. Карл. Саблер 27 придумал другое - обратить его из мужского в женский. Появились 'благоуветливые монашенки', с ними деятельная и смышленая игуменья; запели они свои 'стихири' и 'псалмы' плачущими девичьими голосами, кроткими и жалобными, и народ кинулся сюда на богомолье и с приношениями. Старое имя и древнее место были спасены.
На пристани в Решме пассажиры парохода выслушивают 'напутствующий молебен путешествующим', и пароход, конечно, пристающий здесь для своих торговых надобностей, не отходит, пока не кончится молебен и все присутствующие не получат кропления св. водою. Все это красиво и народно, и как бы не воспользоваться, чтобы ответить на порыв мирян помолиться тепло и торжественно, но служба (на этот по крайней мере раз) была до невозможности плоха, небрежна, прямо нечистоплотна. Все пассажиры были возмущены; служилось с пропусками молитв, и голоса читающих, поющих и возглашающих точно спросонья или с перепоя.
Вот и красавец Нижний! Я посетил его. Как он переменился, помолодел, покрасивел с 1878 года, когда я его хорошо знал. Теперь там действует фуникулер, почему-то называемый здесь 'элеватором', вагончики на зубчатом рельсе, подымающие почти вертикально вверх. Это заменяет прежний медленный и трудный подъем на гору, на которой расположен город. Над гимназией те же две стрелки, к четырем концам которых прикреплены инициалы стран горизонта: 'С. Ю. В. 3.'. Я помню, что учеником этой гимназии читал роман г. Боборыкина 'В путь-дорогу', и по словам автора, учившегося здесь, его товарищи в ту пору переводили эти буквы: 'юношей велено сечь зело' (вместо: 'север, юг, восток, запад')28. Милое остроумие, едва ли очень утешавшее тех учеников, на долю которых выпадали роковые две буквы.
Я учился в этой гимназии в директорство Садокова29, который за административные таланты был сделан впоследствии помощником попечителя московского учебного округа. Отличие для директора гимназии неслыханное и небывалое никогда! Действительно, он был очень умен. Деятелен, дальнозорок, предусмотрителен, влиятелен, и даже очень влиятелен, в городе. Голос его, авторитет его везде имел вес. В трудах он был неутомим. Гуманен. Но я имею грех, что почему-то никогда не любил его. Не любил просто потому, что боялся и что он был 'начальство'. Нужно его было передвинуть не на пост помощника попечителя, а прямо попечителя; тогда этот крепкий русский человек, обаятельно спокойный и ласковый, с железной волей и неустанный с утра до ночи, несмотря на 60 лет, сделал бы очень многое для образования в семи или восьми губерниях, подведомственных московскому попечителю. Но в качестве 'помощника' он должен был стать только зрителем тех проделок и гешефтмахерств, какие его начальник, граф30, утонувший в долговых обязательствах, проделывал на своем 'ответственном посту' с помощью правителя своей канцелярии. Мир праху их всех...
Темное время, не любимое мною.
***
Дни и ночи плывешь по Волге... Все так же рассекают спицы пароходных колес ее воды... Солнце всходит и заходит, и, кажется, нет конца этой Волге. 'Мир Волги'- как это идет! Свой особый, замкнутый, отдельный и самостоятельный мир. Как давно следовало бы не разделять на губернии этот мир, до того связанный и единый, до того общий и нераздельный, а слить его в одно! Россия, разделенная на совершенно нелепые 'губернии', ничему в ней не отвечающие и ниоткуда не проистекающие, на самом деле представляет группу стран, совершенно иного в каждом случае характера, иной природы и со своим у каждой страны средоточием. Что Волга имеет общего с черноморским побережьем? С Кавказом? На Волге даже и не вспоминаются, даже и на ум не идут Одесса или Владикавказ. Просто - не чувствуются, никак не
