месиво.
— Ты еще будешь так делать?
Иммануил Блюм покачал головой.
— Зачем ты так сделал? — спросила Мэвис, снова сев на кровать.
— Потому что люблю тебя. Потому что хотел, чтобы ты скорее познала себя. А для того требовалось одно: отделить зерна от плевел.
— Мне кажется, я заново родилась. На душе радостно и светло. Это чувство не пропадет?
— Исчезнут следы побоев. Красоту души ты сохранишь на всю жизнь. Ты станешь моей женой?
— Да, — прошептала Мэвис.
— Ты сделала правильный выбор. Нет для женщины лучшей доли, чем быть супругой Иммануила Блюма, Благородного Воина, Владыки Вселенной. А ты, Мэвис, отныне моя Владычица, — он неловко упал на колени. — Ты не колеблешься? Подумай. Еще не поздно вернуться.
— Я остаюсь с тобой. Из-за меня тебе пришлось настрадаться, пойти на жертву: расстаться с Граалем.
Иммануил Блюм смутился.
— Отдать Грааль Доктору не в моей власти. Чтобы решить дело миром, мне пришлось расстаться с семейной реликвией, тоже чашей. Если когда-нибудь Доктор расшифрует надпись на ней, то узнает, что эту чашу вручили в 1980 году Леонарду Блюму на ежегодном конкурсе пекарей Уайтчепела, Лондон, за самую лучшую выпечку. Мой отец был превосходным хлебопеком. Я любил его и хранил эту чашу на протяжении многих лет. Она побывала со мной во всех моих странствиях.
— Выходит, ты одурачил Доктора, — Мэвис Минг улыбнулась.
— А он обманул меня, хитростью заманив в замок. Следовательно, мы квиты, а, главное, оба довольны. Не думаю, что ему удастся прочесть надпись. Пусть упивается собственной изобретательностью.
— А что теперь?
— Я ненадолго покину тебя. Пройду в рубку, сверю курс корабля. Перед твоими глазами предстанут останки Вселенной, а затем сквозь ядро ярчайшей звезды мы вырвемся на просторы иного Мира. Там мы найдем, кого вдохновлять, а если не встретим жизни, то создадим ее сами, ибо это тоже во власти Огненного Шута. Ага! Ты спрашивала про Грааль. Смотри! Он является и тебе!
Мэвис замерла: совершенно неожиданно каюта наполнилась мягким янтарным светом, который испускал луч, ворвавшийся в корабль, как казалось, извне, пробив корпус машины. Луч уперся в поднос на столике у кровати, а на подносе, словно по волшебству, выросла хрустальная чаша, полная алой влаги. Из чаши брызнули собственные лучи, и из этого радужного сияния полилась нежная музыка ритмических переливов, раздававшаяся без внешнего звука, но легко и ясно воспринимаемая, ибо передавалась на струны сердца.
Мэвис Минг встала с кровати и опустилась на колени, с благоговением устремив взгляд на чашу. Рядом с Мэвис на колени опустился Иммануил Блюм.
— Теперь мы муж и жена перед Святым Граалем, — сказал он, взяв ее за руку. — В нем наше Будущее, в нем Надежда. Но если мы утратим Веру в Высокие Идеалы, в наше Предназначение, если опустимся до праздности и апатии, то Грааль нас покинет и больше никогда не явится Человечеству, ибо я — Последний Непорочный Рыцарь, а ты — Девственная Леди, расставшаяся с пороком и познавшая целомудрие. Только, думаю, этого не случится, и мы осуществим нашу Цель, познав Великие Таинства.
— Я не смогу… — начала Мэвис Минг, но, подняв голову и заглянув вглубь сосуда, тихо произнесла: — Хорошо.
— Посмотри, — сказал Иммануил Блюм, когда видение стало таять, — твои раны зажили.
