библиотеке ни за какие деньги, ни так почитать. И до того я маме надоел с этими книжками, что она даже во взрослый читальный зал отвела меня на свой билет читать «Вождь делавэров».
— Вы уж извините, — сказала она библиотекарше, — он будет тихо сидеть, а если что, вы его сразу тогда гоните.
Библиотекарша улыбнулась, и я замирая от счастья открыл великое произведение Фенимора Купера, классика американской литературы, и стал его сразу читать.
Но странное дело.
То ли мне мешала происходящая вокруг меня взрослая тихая жизнь, то ли необычный свет, то ли то, что сидеть надо было прямо, ни лечь, не пройтись, ни пожевать чего-нибудь — но «Вождь» у меня совершенно не пошёл.
Кстати, это будет любопытно знать исследователям далёкого прошлого: в читальном зале в те годы было полно народу. Просто битком. В любой день, хоть в будни, хоть в выходной. И не в каком-нибудь великом читальном зале типа Исторички, Ленинки или Театральной библиотеки — а просто в рядовой районной библиотеке имени Тургенева или Гоголя. Люди писали диссертации, сочиняли статьи, повышали свой культурный уровень, решали кроссворды, листали газеты и журналы, переписывали любимые стихи в тетрадочку. Много было интересных занятий, чтобы не сидеть дома с соседями по коммунальной квартире. Да и вообще как-то все любили ходить в читальный зал — одни вспомнить молодость, другие познакомиться с девушкой, третьи глубже узнать о международном положении… И не случайно в те времена так часто устраивались встречи писателей с читателями — и не где-нибудь по месту работы, а именно здесь, в читальном зале. Это были такие большие светлые просторные помещения, с огромными окнами, в старых как правило домах… Приходили на встречу с писателем всякие разные старушки и задавали ему острые вопросы о современности. Настроение у людей здесь сразу становилось чуть торжественным и строгим, так что встречи эти проходили как правило хорошо…
Почему я об этом знаю, потому что мама у меня была химик-технолог и писала диссертацию о свойствах искусственных волокон. И чтобы написать её, иногда брала меня в библиотеку в читальный зал, подсовывала какую-то ерундовую детскую книжку и говорила, чтобы я сидел тихо. Но я долго не сидел, выходил во двор и начинал копаться в любимой мной с детства городской земле.
Ну так вот… О моих странных наклонностях.
Книжек про индейцев и хорошую фантастику никто мне не давал, а давали всякое барахло. С большим трудом у тёти Розы обнаружил Буссенара «Капитан Сорви-голова». Прочёл пять раз. А потом я однажды взял и заболел.
Ну а для того, чтобы получить как следует удовольствие от боления, как известно, надо читать толстую книжку. Причём лучше всего в постели. Лежать целый день и читать. Ничто не может сравниться с этим делом по степени получаемого удовольствия. Ну а мне-то читать было совершенно нечего! Все эти детские штучки-дрючки я уже пролетел, Том Сойер был прочитан (тоже взял у тёти Розы), и вот горестно вздохнув я отправился к родительскому книжному шкафу. Не очень-то большой это был книжный шкаф, скажу я вам, но интересный. Так уж у моего папы с тётей Розой получилось, что когда они делили дедушкину библиотеку, то решили вообще ничего не делить, чтобы не обижаться друг на друга, а просто папа возьмёт что ему хочется. Ну он и взял.
Взял он толстые-претолстые однотомники Салтыкова-Щедрина, Чехова (за что впоследствии я ему был очень благодарен), а также собрание сочинений Н. С. Сергеева-Ценского. По-моему, двенадцать томов. Или десять.
Очень быстро я вдруг понял, что процесс чтения интересен мне сам по себе. И читать можно о чём угодно. Поэтому я взял первый том «Севастопольской страды» и начал её читать. А это книга, как известно, о Крымской кампании 1853—56 гг. (проигранной, кстати, Россией объединённым войскам союзников подчистую), о Корнилове и Нахимове, о других героических адмиралах, о Севастополе и обороне Севастополя. В четырёх томах. И вот я прочёл первый том, второй, третий… И стали родители думать — уж не вундеркинд ли я? А потом я начал читать другое произведение Сергеева-Ценского — «Освобождённая Россия» — тоже в четырёх томах. И тут уже родители всерьёз забеспокоились, стали выяснять что-то насчёт спецшколы, насчёт домашнего преподавания на двух языках, сколько это стоит и легко ли найти, но тут я Сергеева-Ценского бросил читать собрание сочинений, и взял у тёти Розы роман Николая Шпанова «Поджигатели» в трёх томах (эпопея о холодной войне, страшно популярная в те годы в районных библиотеках) — и тут вообще наступил кризисный момент. Мама ходила бледная, во дворе ни с кем не здоровалась и в присутствии меня как правило молчала. Я же приходил после школы, бросал портфель и сразу садился за «Поджигателей», даже не доев суп.
Так продолжалось два или три дня, и я наконец бросил «Поджигателей»… И вся эта проблема со спецшколой и с домашним обучением как-то сама собой рассосалась ко всеобщему удовольствию (маминому, папиному и тёти Розиному, поскольку она тоже считала себя в ответе за всё).
Короче, поделиться Сергеевым-Ценским, Гоголем, Чеховым, а также Мопассаном было мне во дворе решительно неудобно, а пожалуй, что и не с кем, кроме Женьки-Хромого. Поэтому когда в жёлтом доме открыли две бабушки-общественницы свою общественную библиотеку, я тоже туда побежал за Женькой. В надежде как-то расширить круг своих познаний. И найти наконец Фенимора Купера или Майн Рида.
Исследователям далёкого прошлого наверняка будет интересно узнать, что хоть библиотека у двух бабушек-общественниц была и не государственная, а всё равно на неё через ЖЭК полагались какие-то там средства, то есть деньги. И хотя, я думаю, начальник ЖЭКа долго плевался и отбивался от этих двух безумных старушек, пришлось ему всё-таки раскошелиться и, представьте себе, отремонтировать подвал, завезти книжные стеллажи (откуда он их взял, интересно было бы спросить теперь, через тридцать лет), покрасить дверь и выделить некую сумму наличных денег на приобретение наглядной агитации.
Поэтому когда мы в первых рядах пришли с Хромым в этот отреставрированный для приёмов населения подвал, который просто весь блестел и пах свежей краской, здесь нас встретили как дорогих гостей, записали в книжечку и пригласили самим пройти в зал выбрать то, что нам больше нравится.
Отмечу, что старушек звали Анна Степановна и Юлия Моисеевна, обе белые как лунь, но совершенно бодрые и похожи были как родные сёстры из-за необычайно малого роста и живого блеска в глазах.
Женька-Хромой быстро выбрал себе что-то про войну, а я начал медленно ходить между пахнущих свежей весенней помойкой стеллажей и искать книгу по душе.
«Вот так, — думал я, — в других дворах разве есть библиотеки? Да нету ни фига. Что там вообще может быть? Жалко только, что не в нашем доме библиотека, а так вообще здорово. И старушки молодцы, Анна Степановна и Юлия Моисеевна». Тут я заметил, что как-то ничего интересного мне на полках не попадается, и повернул обратно.
— А скажите, — набравшись смелости, спросил я Анну Степановну, которая как раз в этот момент разговаривала с каким-то пожилым человеком в очках, — нет ли в вашей общественной библиотеке книг таких писателей — Фенимор Купер или Майн Рид?
Повисла пауза.
— Видишь ли, мальчик, — улыбнулась мне Анна Степановна, — таких книг у нас нет. У нас библиотека общественная, жильцы нашего дома отдали, кто что может. В основном пожилые люди отдали свои библиотеки личные. А таких новых книг, недавно выпущенных, у нас нет. Так что извини. Поищи ещё…
И я пошёл искать.
Плохого я был мнения о жильцах этого дома, думал я, продолжая бесцельно кружить между стеллажей. А ведь они молодцы. Они не пожалели для нас, молодого поколения, своего труда, своих сил. И своих между прочим книг. Наверняка Анна Степановна и Юлия Моисеевна свои книжки тоже отдали. Но только подтверждается моя мысль, что дом этот старый и люди в нём живут очень давно. Принесли всякое старье, прости господи. Ну вот кто будет это читать?
И я стал раздражённо ворошить поэтическую полку, где стояли Асеев, Мартынов, Антокольский, Багрицкий и другие великие советские поэты.
Тут ко мне подошла Юлия Моисеевна.
— Мальчик, — сказала она, — скажи мне, а ты читал «Три толстяка» Юрия Олеши?
И тут в моей голове что-то сверкнуло.