пространство, обычно отдаваемое перистилю, под промысловый сад, грядки которого, освобожденные из- под пепла, превосходно видны и сейчас. Занимает этот сад площадь около 300 кв. м; в углу его находится комнатка для садовника, а далее — маленький садик-цветник. Имплювий остался обязательной принадлежностью атрия: вода из него поступала в цистерну, устроенную под полом; ее черпали оттуда через круглое отверстие, которое обделывали в виде невысокого круглого колодца. Другой сток вел на улицу: через него спускали грязную и застоявшуюся воду. Имплювий обычно облицовывали туфом или мрамором и часто устраивали в нем фонтан. Иногда этот фонтан помещали возле имплювия, проводя водопроводную трубу внутрь статуи, изображающей ребенка, животное или какую-нибудь мифологическую фигуру; вода из этого фонтана била не прямо в имплювий, а в большую каменную чашу, помещенную в середине имплювия; из нее, переливаясь через край, вода с плеском стекала обратно в имплювий. За фонтаном стоял стол, оставшийся здесь, как воспоминание о тех временах, когда в атрии приготовляли пищу и ели. Стол этот назывался «картибулом»; Варрон, помнивший, что во времена его детства картибул стоял в Риме во многих атриях, описывает его, как «каменный четырехугольный стол на одной ножке, на котором и вокруг которого ставили бронзовую посуду». В Помпеях он оставался во многих атриях как украшение и действительно мог служить украшением: он был мраморный, его длинную доску поддерживали обычно четыре ножки, концы которых были отделаны в виде львиных лап. В одном доме нашли картибул, подставкой которого служила превосходная фигура сидящей львицы, свирепо повернувшей оскаленную пасть в сторону входившего. В атрии Корнелия Руфа доска картибула покоилась на двух великолепных плитах; каждая из них была отделана в виде двух крылатых грифов (ил. 21).
Статуя, служившая фонтаном; мраморный резервуар, куда вливалась и откуда с журчаньем стекала вода, и картибул были главными украшениями атрия. Надо представить себе весь этот ансамбль, чтобы почувствовать его прелесть. Сверканье воды, блеск мрамора, непринужденная поза статуи, обычно смеющейся или улыбающейся, врывались в несколько мрачную строгость атрия, смягчая и оживляя ее. В доме Обеллия Фирма веселый сатир дружески улыбался посетителю из-за струй воды, падавших в большой резервуар, поставленный на две высокие, изящно обделанные плиты. За ним, как бы замыкая этот уголок, поднимался высокий картибул на массивных ножках-лапах. В доме с Балконом в атрии на невысоком пьедестале стоит смеющийся мальчик; в левой руке он держит раковину, из которой вода попадает в глубокую и широкую мраморную вазу на каннелированной ножке. По обе стороны статуи — невысокие пилястры, из которых через две проведенных в них трубы тоже бьет вода. А за статуей — опять картибул.
Иногда в атриях находились еще статуи, уже не имевшие никакого отношения к фонтану. В доме Фавна, например, в атрии стоял прекрасный плачущий фавн, по которому дом и получил свое название. В атрии же помещался и портретный бюст хозяина, который обычно преподносил ему, в знак благодарности, какой-нибудь раб или вольноотпущенник. Бюст уже знакомого нам хозяина сукновальни Везония Прима поставил «казначей Антерос», как гласит надпись под этим бюстом; бюст Цецилия Юкунда тоже стоял в атрии.
Остался от старых времен в атрии и денежный ящик (ил. 22). Это был прочный деревянный сундук, обложенный железными или бронзовыми пластинками, на которых были выбиты различные украшения. В каждом углу его находилось по двойной ножке, половинки которой были поставлены одна к другой под прямым углом; эти ножки охватывали каменную платформу, специально сделанную по размеру ящика; его как бы надевали на эту платформу и прикрепляли к ней металлическим болтом, проходившим сквозь дно ящика. Ящики эти бывали очень велики: Аппиан[66] рассказывает, что во время проскрипций вольноотпущенник некоего Виния спрятал своего бывшего господина в таком ящике и благополучно продержал его там, пока опасность не миновала. Охранял этот ящик и ведал им доверенный раб-казначей — аркарий (от латинского слова «arca» — «ящик»). Антерос, поставивший бюст Везонию Приму, был у него именно аркарием.
Полы помпейских атриев можно расположить по очень широкой шкале: от полов сигнийской работы с прокладкой из кусочков пестрого мрамора, иногда просто отбитых от какой-нибудь глыбы, а иногда вытесанных в форме квадратов, кругов или ромбов, и до полов с мозаикой. Края имплювия обычно украшали мозаикой простого рисунка, например спиралями или меандром. В доме Корнелия Руфа здесь изображены зубчатые стены и башни укрепленного города. Великолепен пол в атрии Публия Паквия Прокула: полосы белой мозаики, чередующиеся с черной; в каждой полосе какое-нибудь изображение — птица, рыба или животное.
Таблин. Таблин, как мы уже видели, непосредственно примыкал к атрию. Он был значительно уже его, продолговат, но больше, чем атрий, приближался к квадрату. На атрий он обычно открывался во всю ширину; вход в таблин, обрамленный, обычно, мощными пилястрами, задергивался широким полотнищем. В некоторых домах нашли крючки, на которые этот занавес можно было закидывать. Они вделаны в большие бронзовые кружки (иногда диаметром в 16 см); в одном случае мастер придал такому крючку форму изогнутого корабельного носа, в другом укрепил его в шее мощного быка, упрямо склонившего свою сильную голову. Пол в таблине бывал также украшен мозаикой. В доме Трагического поэта, например, в таблине находилась превосходная мозаика, изображающая театральную уборную перед выходом актеров на сцену: бородатый старик, руководитель труппы, обращается с последними наставлениями к двум юношам, уже облекшимся в костюмы сатиров; около старика, справа и слева, лежат маски; сзади него молодой актер с помощью служителя облачается в длинную одежду с рукавами; посередине флейтистка репетирует на своем инструменте.
Иногда перед порогом таблина, еще в атрии, выкладывали мозаикой какой-нибудь узор или предмет: например, перед таблином в Доме охоты находилась прекрасной работы мозаичная маска.
Таблин бывает открыт на перистиль во всю ширину, но бывает, что выход здесь и сужен — иногда чуть-чуть, а иногда и на треть, а то и на всю половину ширины таблина. Иногда таблин отделяется от перистиля невысоким парапетом; иногда же он открыт на перистиль широким окном. Подобное устройство диктовалось, между прочим, и соображениями эстетического порядка: перспективу перестиля, открывавшуюся из атрия, строитель суживал, придавая ей этим большую законченность и выразительность. Таблин для него является как бы рамой, в которую он вставлял картину, представлявшуюся глазам того, кто находился в атрии, да и в самом таблине.
«Крылья». Что касается «крыльев», то помпейцы, видимо, недоумевали, как им быть с этой старинной частью дома. Крыльев обычно полагалось два, но иногда число это сокращали и оставляли только одно крыло. В некоторых домах сюда ставили шкафы или превращали крыло в шкаф- чулан, набивая полки, следы которых сохранились до сих пор. Иногда крыло использовали для прохода в соседнее помещение. В некоторых крыльях по середине пола выложен мозаичный орнаментированный прямоугольник: здесь, очевидно, была столовая. Иногда крылья использовали как спальни. В доме Епидия Руфа крыло, устроенное не в конце, а по середине атрия, было превращено в домашнюю часовенку.
Перистиль. Любимой частью дома был перистиль — внутренний двор вытянутой прямоугольной формы (Витрувий считал, что длина перистиля должна быть на одну треть больше его ширины). Вокруг него с трех, иногда с двух сторон шла крытая колоннада. Пространство, оставшееся открытым, было превращено в садик и цветник.
Раскрашенные или покрытые штукатуркой под мрамор колонны; фонтаны, ниши, выложенные мозаикой или раковинами; мраморные, бронзовые и терракотовые статуи и статуэтки — все это говорит о том, как дорог был этот уголок помпейцу и с каким, часто наивным, рвением стремился он его украсить. В этом свежем благоуханном уголке, куда не проникал нескромный взгляд непрошеного посетителя, он чувствовал себя по-настоящему дома, и недаром ларов так часто помещают в перистиле. Перистиль немыслим без цветов, которые в жизни древних играли вообще роль большую, чем у нас: без венков, цветов и гирлянд не обходился ни один языческий праздник, общественный или семейный. Мы не знаем, чем засаживали помпейцы в самнитский период свои перистили и сады, раскинутые за ними, но флора помпейских садиков времен империи нам хорошо известна. Усовершенствованная техника раскопок дала возможность находить и исследовать углубления, оставленные корнями растений, иногда определять их породу, прослеживать очертания грядок и клумб. На помощь пришла еще роспись помпейских стен, сохранившая образцы окружающей флоры. Изучению ее посвящены специальные работы; мы знаем теперь, что из декоративных растений в Помпеях сажали так называемый «мягкий аканф» (Acanthus mollis), послуживший образцом для самнитской трактовки коринфских капителей, алоэ, плющ, тамариск, мирт,
