подписанное в Стамбуле соглашение по нефтепроводу Баку-Джейхан, особо подчеркнул, что «проект не только имеет целью наладить экономическое сотрудничество стран региона, но и является вспомогательным средством для укрепления там безопасности».
Общей стратегией США после распада СССР стал захват как можно большего числа его ресурсных территорий, и притом — вовсе не обязательно с целью немедленной эксплуатации, но для создания «заделов» на будущее, а также в целях более прочного привязывания соответствующих государств к северо-атлантической колеснице с параллельным отчуждением их от России. Для этого со странами СНГ заключались и заключаются многочисленные контракты на освоение нефтяных и газовых месторождений в Каспийском регионе и странах Центральной [293] Азии. Никто, однако, не стремился ни к быстрому их освоению, ни к вложению крупных инвестиций. Ресурсы «столбятся» на будущее, но, главное, возникает повод к объявлению соответствующих территорий зоной жизненных интересов США. Аналогичный взгляд на значение Азербайджана для обеспечения «господства Америки» развивает Бжезинский в «Великой шахматной доске»: «Несмотря на ограниченные территориальные масштабы и незначительное по численности население Азербайджан с его огромными энергетическими ресурсами также в геополитическом плане имеет ключевое значение. Это пробка в сосуде, содержащем богатства бассейна Каспийского моря и Средней Азии… Независимый Азербайджан, соединенный с рынками Запада нефтепроводами, которые не проходят через контролируемую Россией территорию, также становится крупной магистралью для доступа передовых и энергопотребляющих экономик к энергетически богатым республикам Средней Азии» [294].
Иными словами, нефть, помимо значения, которым она обладает сама по себе, становится еще и мощным инструментом политической игры, а потому и мифотворчества, где реальные цифры и факты входят в некое виртуальное поле, которым каждый из участников «Большой Игры» манипулирует в своих целях и в меру своих возможностей. Отсюда — множественность «проектов века», возникающих, словно мыльные пузыри, отсюда же жесткая игра вокруг путей транспортировки «черного золота», самым ярким и масштабным примером чего является победа варианта Баку-Джейхан на саммите ОБСЕ в Стамбуле. Но это финал, которому предшествовала сложная и продолжительная интрига, не миновавшая также и Нагорный Карабах.
Так, когда в сентябре 1994 года [295] был подписан нефтяной контракт между Азербайджаном и западным консорциумом по освоению месторождений в Каспийском море и встал вопрос о ее доставке в Западную Европу, Вашингтон, Лондон и Анкара предложили вариант транспортировки через НКР, Армению и Турцию — в противовес «российскому» варианту. Прибывший осенью в Ереван и Степанакерт лорд Шеннон заявил в беседах с армянскими политиками: «Если вы согласитесь на транспортировку нефти через вашу территорию — наступит мир, а Карабах станет независимым». По имеющейся информации, аналогичные предложения поступали и по неофициальным каналам, в том числе через Баку , и нельзя сказать, что руководство Армении оставалось к ним безучастным. Именно на этот период приходится пик «протурецкого» курса Левона Тер-Петросяна. И тогда же армянские власти провели ряд акций, явно имеющих характер примирительных жестов в адрес Турции, в частности осуждение армянским судом группы курдов и армян за попытку переправить из Армении в Турцию оружие для курдских партизан, а также запрет президентом Тер-Петросяном партии «Дашнакцутюн» с ее резкой антитурецкой направленностью.
Эксперт Госдумы РФ по бывшим республикам Закавказья Амаяк Оганесян отметил тогда, что новая политическая элита Армении и прежде всего Левон Тер-Петросян, проторяя дорогу для нового мирового порядка, провозглашает курс на отход от России, а также на историческое примирение с Турцией как «демократическим», «цивилизованным» и «миролюбивым» государством [296].
«Карабахский» вариант прокладки трубопровода [297] уже давно мирно почил — и не только по причине неуступчивости армянской стороны в вопросе возвращения Азербайджану захваченных в ходе войны территорий, но и потому, что своим появлением на свет он был обязан царившей в Грузии нестабильности. С тех пор ситуация изменилась, отношения Грузии и Турции переживают медовый месяц, и консенсусное решение было принято в Стамбуле. Оно еще раз подтвердило, что политическое значение нефти сегодня в процессах, разворачивающихся на территории СНГ, едва ли не превосходит ее энергетическое значение. Специалисты считают, что запасы азербайджанской нефти не превышают 1 млрд баррелей [298]; а себестоимость ее добычи многократно превосходит аналогичные показатели Саудовской Аравии и Ирака.
Занижение? Совет по национальной безопасности США запасы каспийской нефти оценивал много выше, но и США не торопятся с инвестициями в нефтедобычу, что подтверждает исключительную политизированность проблемы нефти на переломе тысячелетий.
Азербайджан, эта, по выражению Гейдара Алиева, «нефтяная академия», стал страной, где такой процесс развернулся почти в лабораторно чистом виде — не только потому, что он обладает «впечатляющими нефтяными запасами», но и потому, что занимает стратегическое положение на пути транспортировки нефти и газа в западном направлении с территории всего Каспийского бассейна. А это определяет судьбы всей «Большой Игры», одна из важнейших стратегических целей которой — связать «новым шелковым путем» Европу, Закавказье [299], бывшую Среднюю Азию и Китай в обход России. А старую истину о том, что торговые пути легко превращаются, в случае необходимости, в военные, напомнил Строуб Тэлбот, как мы видели, прямолинейно увязавший проекты «нового шелкового пути» с расширением НАТО на Восток — вплоть до Великой китайской стены. А в 1995 году турецкий журнал «Ипекйолу» конкретизировал план «Великого шелкового пути» как прокладку стратегической железнодорожной магистрали от Тираны до Пекина [300] , обозначив глобальные политические цели проекта: «ослабить влияние Греции на Балканах» и «уменьшить зависимость республик Центральной Азии от России». «Но это, — напомнил уже тогда российский комментатор материала в «Ипекйолу», — лишь повторение прежнего плана создания «Великой Турции» [301], соглашений 1918 года между Турцией и «демократическими» Грузией и Азербайджаном о «керосинопроводе» Баку-Батум и об использовании грузинских железных дорог» [302].
После событий в Боснии и Косове, после апробации проекта Баку-Джейхан такие аналогии обрели еще большую актуальность.
За этой стратегией стоят бывшие советники президента США по национальной безопасности Брент Скоукрофт и Збигнев Бжезинский, бывший секретарь Джеймс Бейкер и многие другие знаменитости эпохи «холодной войны», что связывает ее, Великий шелковый путь, Каспийский бассейн и всю «горячую дугу» — от Балкан, через Кавказ, до Афганистана — в единое системное целое.
Сегодня контур ее в основных чертах оформлен, а Россия же за 10 лет утратила не только те права, которые давались ей международно признанными договорами и которым она могла наследовать как историческая преемница Российской Империи и СССР, но и реальный авторитет и силу культурного влияния, бывшего одним из главных инструментов ее исторического расширения. Это прекрасно понимают все участники процесса, что и определяет поведение равно Армении и Азербайджана. Оно, по сути, описывается одним словом лавирование между НАТО и Россией, с остаточной военной мощью которой приходится считаться. Учитывая ее, каждая из сторон делает свои выводы. Армения, нынешнее геополитическое положение которой, разумеется, является для нее и источником перманентного риска, активно развивает сотрудничество с Россией в военно-оборонной сфере — ибо, как сказал премьер-министр Арам Саркисян, одновременно с президентом Кочаряном дистанцируясь от идеи вступления Армении в Российско- Белорусский союз, «стабильность Армении однозначно зависит от России».
Для укрепления своей стабильности Ереван укрепляет связи также и с Минском. Однако при этом Армения тщательно следит за тем, например, чтобы влияние русского языка не вышло в стране за очень строго обозначенные границы*; можно даже сказать, культивирует определенный холодок в русско- армянских отношениях как нормальную отныне для них температуру. В сущности, возобладала тенденция, еще на заре XX века угаданная Эрном, а это придает российскому присутствию здесь специфический гарнизонный характер. Причем, в отличие от гарнизонности времен расширения влияния России, подобные островки ее военного присутствия сегодня вовсе не являются предвестниками ее более широкого,
