Круги на песке

Молчалину невмоготу молчать,
Лакействовать, чужих собачек гладить.
Невмоготу с начальниками ладить,
На подчиненных кулаком стучать.
В нем тайно совершается процесс,
Невидимый, но давний и упорный.
Сейчас он встанет, выразит протест,
Оспорит все, что почитал бесспорным.
Куда там Чацкому, герою громких фраз,
Которые достаточно звучали!
Но ждите, слушайте, настанет час,
Придет пора — заговорит Молчалин!

Нет, не придет…
Он знает их тщету —
Всех этих фраз, геройства и бравады.
Молчалину молчать невмоготу,
Но он смолчит, минуя все преграды.
И будет завтра так же, как вчера,
Держать свое бунтарство под запретом.
Когда со сцены уходить пора,
Молчаливым не подают карету.

ДОН-ЖУАН

Сколько нужно порывов темных,
Чтобы разум один заменить?
Сколько нужно иметь невиновных,
Чтобы было кого обвинить?
Сколько немощи — для здоровья?
Сколько горечи — чтобы всласть?
Сколько нужно иметь хладнокровья,
Чтоб одну заменило страсть?
И победы — совсем не победы.
И блестящие латы твои
Ни к чему тебе, рыцарь бедный,
Дон-Жуан, донкихот любви…
Сколько крика нужно для шепота?
Сколько радости — для печали?
Сколько нужно позднего опыта,
Чтобы жизнь была — как вначале?
И бесчестья сколько-для почестей,
Безупречности — для упреков?
Сколько нужно иметь одиночества,
Чтобы не было одиноко?

ЙОРИК

Мне хочется во времена Шекспира,
Где все решали шпага и рапира,
Где гордый Лир, властительный король,
Играл невыдающуюся роль.
Где Гамлет, хоть и долго колебался,
Но своего, однако, добивался.
Где храбрый Ричард среди бела дня
Мог предложить полцарства за коня.
Где клеветник и злопыхатель Яго
Марал людей, но не марал бумагу.
Где даже череп мертвого шута
На мир глазницы пялил неспроста.
Мне хочется во времена Шекспира.
Я ровно в полночь выйду из квартиры,
Миную двор, пересеку проспект
И пошагаю…
Так, из века в век,
Приду я к незнакомому порогу.
Ссудит мне Шейлок денег на дорогу,
А храбрый Ричард своего коня.
Офелия, влюбленная в меня,
Протянет мне отточенную шпагу…
И я поверю искренности Яго,
Я за него вступлюсь, презрев испуг.
И друг Гораций, самый верный друг,
Меня сразит в жестоком поединке,
Чтобы потом справлять по мне поминки.
И будет это долгое Потом,
В котором я успею позабыть,
Что выпало мне — быть или не быть?
Героем — или попросту шутом?