Дмитрий резко оттолкнул лодку, стремнина потянула её на середину реки, мягко заурчал двигатель. И, обернувшись на берег, увидел Дмитрий фигурку расстриги, который вслед ему накладывал крестное знамение.
Глава 8
Поздно ночью в деревне случилась беда. В сельскую больницу пришли три порезанных ножом парня, пьяные и испуганные. У всех были раны на лице: порезанные носы и губы — они стали заячьи. На вопросы участкового Коли Колесникова молчали. Ночь, говорили, была, преступника не видели. Все трое были друзьями, у двоих было уже по ходке в зону за неправильный образ жизни — за вымогательство и пьяные дебоши. После того как все они получили медпомошь, Коля развёл их по разным комнатам и вызывал по одному. Первого вытащил Васю, не судимого и самого молодого из компании.
— Ну, что, Васёк, как видно, приехал ты со своими дружками.
— Куда приехал?
— На курорт! Сейчас только заяву на тебя написали. Это пока тебе пятак поросячий зашивали.
— Заяву? Ё-ё!..
— Наверное, отвалят тебе немного, но и мало не покажется.
— Чего отвалят?
— Отвалят или навалят. Голодно сейчас, Вася, в зоне, жрать будешь один овёс распаренный.
— Я что, конь, овес жрать?
— Ну, это ничего, ржать зато научишься. Усёк, о чём я? А друганы твои не помогут: они на другую зону пойдут.
— Почему на другую? А вместе нельзя?
— Вместе?! Да их, может, вообще выпустят. Они вроде всё на тебя валят. Так как, Вася?
— Как на меня?
— Да так! Думаешь, мне тебя садить охота? Нет. Вроде зла ты до этого никому не делал…
— Да я вроде и сейчас зла никому не желал. Попросили за ноги подержать, а она как начала ножом махать. И вёрткая, как змея! Не иначе то русалка была. Я даже лица разглядеть не успел, всё так быстро кончилось…
— Что, Вася, кончилось? Для тебя только началось…
На пригорке перед речкой поздним вечером деревенская блатная компания гуляла. В траве лежало пиво и наспех купленная закусь. Уже хорошо подпили, когда невысокий парень по кличке Блин увидел молодую женщину, появившуюся вдруг у воды.
— Во! А эта откуда нарисовалась? Не было же никого… Не из воды же? По виду так не наша — городская… А чо, мужики, может оторвёмся? Что-то давно вот на таких не везло…
— Из воды только русалки появляются, мне бабка моя говорила, — заметил недавно прилепившийся к компании Васёк. — Так ведь она не про нас, ей интеллигентов подавай. А может, она с мужем приехала? И на хрена мы ей? Да я как бы и жениться собрался.
— Много ты знаешь! Про нас, не про вас — какая разница? Дурак ты, Васька! Да кто её спрашивать будет? Своё получит и молчать станет. Тем более, ни она нас не знает, ни мы её, — ответил Блин, наливая в стакан водки. — А ну давай, мужики, для храбрости!
Солнце давно закатилось. Выплывшая из-за небольших туч на горизонте луна проложила свои лунные тропинки по воде. Женщина молча смотрела на реку, босой ногой водила по воде, ломая эти призрачные тропинки. Потом, скинув длинный сарафан и оставшись совершенно нагой, вошла в воду. Она плавала бесшумно в зеркальной серебряной глади, наслаждаясь тёплой водой, потом так же бесшумно ушла под воду и вынырнула у самого берега. На берегу уже изрядно подпивший Блин, увидав голую женщину, засипел вдруг горлом от волнения.
— Вперёд, мужики, пока чистенькая! Чур, я первый! — крикнул Блин и бросился к женщине, надевающей сарафан.
Подбежав, он ухватил её за плечи, стараясь повалить на песок. Но в женщине была сила и ловкость: через секунду Блин уже сам лежал на песке. Но он успел ухватить её за ноги и тоже повалил наземь. Подоспевший Васек и третий, Петро, было навалились на неё, только вдруг истошно заорал Блин. И тут в руках у женщины они увидели сверкающий нож. Ловким движением она успела уже пройтись им по лицу Петра, и тот сидел, зажав лицо руками: из-под ладоней на песок струйкой стекала кровь. Васёк решил дать дёру, но спиной чувствовал, догоняла. Запомнил, оглянувшись на бегу, глаза из-под низко повязанного платка, глубокие, от которых потерял силу в ногах и свалился на песок, словно спутанный, да слова:
— Да ты не воин — трус, я вижу!
Когда очухались, у всех троих раны были одинаковые, будто их специально как бы пометили — резаные носы и разваленные верхние губы. Женщины и в помине не было, только босой след по песку, но и он терялся в траве. Блин, одной рукой закрывая рану, пытался второй рукой натянуть свои джинсы и глухо гундосил:
— Во, сука, уделала! Всю карточку распустила, хоть в деревне теперь не кажись. Во, бля, влипли! Вот тебе и чистенькая…
— Я же жениться собрался, — подвывал Васёк, брызгая кровавой слюной — Теперь-то как? Это всё, Блин, из-за тебя! Выпили бы пива да к клубу. Что, там мало баб? Городскую захотелось.
— Молчи, сам халявы захотел. — Блин, справившись со своими штанами, уже обрёл в голосе твёрдость от накатившего на него страха и унижения от чумовой бабы. — Нас сейчас, только что, опустили ниже унитаза…
И только молчаливый Петро произнёс восхищённо:
— Во баба! Не то что наши шалавы. Свистулька-то твоя целая, Блин? — гоготнул. — А то место у тебя и впрямь у параши.
И уже не дожидаясь своих друзей, Петро направился на взгорок к деревне.
Вытащили из дома фельдшера и заспанную медсестру, те, в свою очередь, не забыли и участкового. Участковый привёз хирурга из райцентра, который штопал и обрабатывал их раны почти всю ночь.
— Ну, что же, правду, видно, ты мне рассказал, Василий, зачтётся тебе, конечно.
— Да уж ты зачтёшь… Не одни портки на нарах сотрёшь.
— Так… А баба, ты говоришь, точно не наша? Интересно… Тут ещё, говорят, мужик шизонутый появился… Не слышал про него?
— Это что у магазина сидел? Видал.
— И что за мужик, не знаешь?
— Леший его к себе увёл. Мужик как мужик, только неразговорчивый.
— Так он что, не местный?
— Мне-то почём знать. Паспорт спрашивать — это по твоей части. Мы его хотели на пузырёк раскрутить, так Сохатый Блина с крыльца спустил. Ты же знаешь праведника… Кулаки как кувалды. Нет бы вежливо: мол, Блин, отойди или ещё как. Так нет! Сразу в рожу… Блин тоже было обиду затаил на Сохатого. Зачем при чужом человеке авторитет подрывать? Ну разве с ним без лома справишься? Да и с ломом тоже навряд ли… Мы просто потом пива взяли и ушли, а потом эта баба… Полоса чёрная, наверное, сегодня.
— А ты с Блином якшаться будешь, тебе и робу полосатую бесплатную дадут, полоса чёрная, полоса белая.
Васёк молча сглотнул слюну, громко хлюпнув. В тюрьму очень уж не хотелось, хотя Блин её всегда рисовал как курорт для него. Но, видя сегодняшнюю его подавленность, Васёк понял, что он всё врал.
— А ты как думал? Что всё с рук вам сойдёт?… Жалко мне тебя, Васёк. Если она подаст заяву на вас, за попытку сядете.
— Так ты же говорил, заява есть? Что же ты меня тогда колоть-то начал, мент?
