— А я шутник, Вася. Пошутил, покуда вас ещё лихоманка колотила от встречи с этой бабой, чтобы вы потом в отказ не пошли. А ты вот протокол-то уже подписал. Наукой, Вася, тебе будет, как девок силой брать…
— А мне-то сейчас куда?
— Да пока домой, а там посмотрим…
Васька матюгнулся за свою оплошность и пошёл в ночь, белея свежими бинтами на лице.
Участковый, закурив, задумался. Надо бы поискать ту русалку с ножом. Трёх мужиков отделать — не так себе: сноровка нужна, и глаз точный, и рука крепкая. Ведь ни одному нижнюю губу не захватила, словно какой ритуал над насильниками совершила. Ай да огонь-баба! Но поискать следует: вдруг какая в розыске. Так нет — та бы кишки выпустила. Тут что-то другое, непонятное… Ладно, утро вечера мудренее…
Опрос населения деревни Бураново Коля Колесников начал прямо с утра, когда выгоняли скот на пастбище. Подходил к бабам, ожидающим пастуха рядом со своими бурёнками, задавал вопросы о женщине с длинными волосами в белом сарафане, спрашивал, кто что знает о ней. Никто и ничего, но зато о ночном происшествии знали почти всё. Когда успели и кто рассказал, загадка. Костехворили на чём белый свет стоит всю Блинову компанию. Попало и самому Коле-участковому, что плохо за порядком смотрит и белым днём чуть женщину не изнасиловали. Понял тогда Колесников: даже если знают, не выдадут эту русалку, так как она себя защищала, может, честь свою отстаивала. А что ножом — так пусть не лезут. Прочёл он тогда в бабьих глазах торжество. Как будто они это сами совершили!
Пошёл вдоль деревни, к реке, место происшествия посмотреть. Может, там что подскажет — вещь какая оставленная или ещё что.
Река уже просыпалась, клубилась туманом у ивняков и шелестела в опущенных в воду ветвях. На середине уже начала плавиться рыба, без шума расходились маленькие круги, как будто в воду падал крупный и редкий дождь. По натоптанному песку и следам крови сразу же нашёл место схватки. Только дальше от места борьбы след одинокий, не спешащий по песку в траве потерялся. Жаль, конечно, собаки нет, а в районе не дадут… А за этих деревенских блатных, которые пострадали, лично сам начальник милиции в ладоши похлопает. Ему тоже уже надоело возиться с ними, а раз кто-то поучил их — значит, за дело. Да и стоит ли кого искать… Права ведь, а нужно это только для него самого. Хотелось посмотреть на неё, просто из интереса. Видно, не перевелись ещё женщины, которые могут постоять за себя. Он давно уж таких не видел. В основном ведь только плачут: мужик ли изобьёт, изнасилуют ли — только сопли и могут по лицу размазывать. А эта… Надо бы найти.
Солнце уже почти встало. Колесников кинул взгляд на берег и у дома Дмитрия Ковалёва увидел фигурку бородатого седого мужика, стоящего на крутом берегу.
— А это что за явление Христа народу? Допились, видно, бурановцы: то русалки, то старцы солнцу молятся. Скоро летающие тарелки появятся и гуманоиды начнут по деревне шастать… Эй, ты кто? Откуда в наши края забрёл?
Поднялся по тропке, опустился рядом с молящимся на траву. Не стал прерывать его, выжидал, когда человек закончит, покусывал травинку и глядел на спину старика. Вблизи тот выглядел крепким здоровым мужиком. Волосы собраны на лбу кожаным ремешком, грубая тканая рубаха, такие же штаны… Старовер, видно, из скитов, что на Соболёвке-реке. Был как-то раз, на вертолёте залетали туда, когда браконьеров ловили городских. Там мужики в таких же рубахах ходят, так же бороды лопатами, да и молчаливы, слова лишнего не скажут. Так вроде нет их там сейчас, ушли куда-то…
Вдруг почувствовал, что кто-то стоит за спиной его. Мурашки по спине! Обернулся: Дмитрий.
— Не зря тебя Лешим прозвали: подошёл, даже травинка не зашелестела, словно по воздуху.
— Так ходить надо уметь. Что зря шуметь-то? Привык я, Николай, по лесу бродяжить. А если там шуметь, то не увидишь никого, да и не услышишь тоже. Ты что пожаловал-то в рань такую?
— Служба, брат, такая… Слыхал, что стряслось?
— Нет…
— Сегодня в ночь кто-то Блина порезал с его корешами, баба какая-то. Неужели не слышал?
— Да где мне услышать! Я дома был вон с гостем… А Блин давно добивается, что, не знаешь?
— Да всё я знаю, только ведь порядок должен быть во всём, а тут нож. А что дальше будет?… А что за гость-то? Что-то незнаком…
— Ты, Николай, не приставай ко мне. Приехал дальний родственник, отношения к этому делу никакого не имеет. Мы вчера в бане парились, потом выпили и спать легли.
— Странно, но ведь староверы не пьют… Да и не курят…
— От такой жизни, что сейчас на деревню навалилась, не только старовер запьёт, но и Пресвятая Богородица. Что, не видишь, полдеревни уже спилось, а полдеревни самогоном да спиртом торгуют. Вот только интересно мне, Николай… Когда полдеревни пьющей вымрет, то вторая половина кому продавать будет — ты не знаешь? Ты бы задумался… Я-то бездетный, а у тебя двое…
— Ладно, учить вздумал… Я-то что поделать могу, всю жизнь ведь пили… Правда, не так, да и водка была настоящая. А сейчас… Этикетки разные, а всё с одной бочки разлито… Сейчас меня на данный момент русалка очень интересует. Что это за баба с ножом на шее бегает босиком?
— Да откуда мне знать?!.. И мало ли кто с ножом бегает…
Леший видел, как вздрогнул плечами Невзор, видел, как сжались его раскрытые ладони, обращённые к солнцу. Задрожало восхваление богам, и, кончая молитву, он закрыл ладонями лицо. Участковый, попрощавшись, поднялся и пошёл в деревню. Следом к дому пошли Дмитрий с Невзором.
— Ты знаешь эту русалку, Невзор? Кто она?
— Это Ведея, дочь моя последняя… Только я не знаю, где она… Неведомо мне пока, князь… Она сама найдёт тебя. Во сне придёт… Недолго осталось.
Глава 9
Оставшись один в доме, Леший перебирал листы семейного альбома, стараясь кого-то вспомнить без участия Валентины. Да, что они говорили и в больнице, и дома, сходилось. Они во всём были правы. Была другая жизнь Дмитрия Ковалёва, которую он не помнит. Сейчас он вопреки здравому смыслу и рад бы не верить всему, что рассказывала Валентина, только слова из песни не выкинешь.
Привычка у людей — на память фотографироваться! Весь путь жизни можно проследить, от детской коляски и до последнего дня, когда снимают на карточку уже и без согласия. Для чего это делают? Для памяти? Или чтобы след остался на земле? Вот здесь сейчас всё перед глазами. Даже если что забудешь, они тебе напомнят, веришь тому или нет…
Леший поднялся, вывернул все ящики из серванта и стал изучать все документы, попадавшиеся ему в руки: от счетов за электроэнергию до дипломов и почётных грамот. Он перечитывал всё, что могло бы пролить свет на его прошлое, что могло бы, наконец, дать какую-то нить, от чего распутывать этот клубок, который он накрутил. Только сам-то уже знал, что ничего не найдёт. Да и не знал, что искать. Сны на карточку не снимешь…
Леший опустился на пол среди разбросанных документов, опёрся спиной о ножку стола. Так, на полу, его и застала Валентина.
— Вижу, плохо тебе, по-настоящему плохо…
— С чего ты взяла?
— Потому как не слепая. Вижу!
— Я просто понять хочу. Всё, что случилось со мной, — была ли это случайность?
— Жить надо, Митя. Ты ищешь то, чего не было. А картины и образы, что нарисовало твоё воображение, — их не найдёшь в этой жизни. Не найдёшь, так как это миражи, это твои сны, твои мечтания. Тебе больше сейчас надо спать и отдыхать, а не копаться в памяти и в документах — они тебе ничего не дадут.
— Но я же помню…
— Что ты помнишь — это бред… Прости меня, он не основан ни на чём. Это пустое место, на котором
