Невзор надел свой пояс с мечом, взглянул на погасшую вечернюю зарю. Спешить пора, вот только дождётся Ведею. Нужно узнать, ради чего они здесь. Ничто случайным не бывает…
По тропинке от дома шёл Невзор. Леший увидел радостное лицо, на кожаном поясе его висел меч.
— Я нашёл их, князь! Ведея — хвала солнцу! — помогла мне со своим волшебным шаром, отправила меня в места, где сейчас находится мой люд! Я видел их почти всех, сынов только там нет да дочери. Жёны мои там. Небо не разлучило их — хвала силе его! Дети только голодают, запасов нет. Я вспомнил это место, Димитрий, это урочище Двух Братьев, что у холмов. Ты не знаешь про него? Может, вы называете его теперь иначе. Это вниз по реке, вёрст сто. Там есть холм с двумя головами.
— Я знаю это место, Невзор. Это у старых скитов. Я был там когда-то, давно, правда, но холм тот знаю с двумя каменными вершинами.
— Да это и есть два каменных брата! По старым преданиям, они были людьми, только подняли вопреки заветам мечи друг против друга, и превратил их Дед Небесный в камень. На том холме устроили поединок.
— А что они, Невзор, не поделили? Братья ведь?
— Деву…
— Всё, как у нас!.. Частенько тоже делим… Но это всё легенды. Там ещё озеро есть с голубой водой — не чёрной, как в тайге, а голубой.
— А это есть та дева! Она слезою изошла от горя…
— Вот даже как?! Что, они договориться не могли?
— Она обоих полюбила…
— Да, не всё у вас тоже было просто.
— Любовь, она всегда одна, на все времена.
— Ну, это, может, и выдумки. А о деле… Километров на семьдесят вокруг нет ни одного жилья — глухое место. И дорог неезженых туда тоже нет — так, старый волок. Я там с группой парашютистов сидел. Пожары там были от грозы. В скитах там людей нет: то ли ушли, то ли умерли. Скорее, ушли: ни икон, ни книг — пусто. Или кто-то всё успел вынести. Но название осталось прежним. Часа три-четыре на моторке, не так уж и далёко.
Сумерки прятали её на краю леса. Она продвигалась тихо, как бы сливаясь с шумом травы, и скрывала свои шаги за скрипом старой осины, которая, неведомо почему, выросла на краю бора. Ведея подняла взгляд на вершину осины и увидела темневшее воронье гнездо. Оно давно было пустым, так как незаметно по земле подбиралась осень и стали уже большими горластые птенцы: кто вывалился из гнезда и пошёл в новую жизнь пешком, стараясь подняться на крыло, кувыркаясь и падая, а кто сразу слетел, почувствовав под раскинутыми крыльями упругие струи воздуха. Все: кто выпал и кто взлетел — встретились на ближайшей помойке, где ждала их такая же горластая мать. Ворона — птица оседлая. Ей некуда торопиться. На юга лететь не надо — где родилась, там и живёт. Правда, не любят её люди за её вороний характер. Да накаркать ей на любовь, коль изначально в её воронью жизнь природой заложено — чужие яйца воровать да птенцов, чтобы прокормить своё неугомонное потомство.
Село успокоилось с наступлением темноты, лишь иногда вздрагивало во сне оглушительным лаем собак в разных концах, и так же резко снова засыпало, натянув на себя тишину, словно одеяло. На берегу, где стоял дом Лешего, в кедровом огороде горел свет в беседке. Ведея уже два раза приходила сюда ночью, проходила мимо окон, стараясь увидеть отца или Дмитрия. Но приходила поздно, все уже спали, и она снова уходила в спасительный лес. Осторожно прикрыв калитку, прошла по тропинке к беседке и остановилась, притаившись в темноте на краю полянки. За столом вместе с отцом и Лешим сидел незнакомый ей человек, который вдруг через минуту после прихода Ведеи встал, схватился руками за седеющие виски и стал ходить взад и вперёд. Потом, повернувшись к столу, произнёс:
— Кто-то рядом. Я чувствую…
— Это Ведея, дочь, пришла. Встречай, Леший…
Невзор наклонился к столу и положил свою тяжёлую руку на руку Дмитрия.
— Не бойся, ты ведь разговаривал с ней во сне, она много объяснила тебе. Страх перед непонятным слабее любопытства. Вставай и иди. Она выйдет к тебе навстречу, раз сама пришла…
Леший поднялся и пошёл к тропинке. И только вступил за освещённый круг, почувствовал ладонь на своём плече. Она была позади него. Он обернулся и впервые увидел в темноте её глаза, тёмные и глубокие. Хотел что-то сказать, только слова застряли у него в горле, Леший провёл ладонью по лицу, словно стараясь освободиться от скованности мышц, от которой его губы вдруг стали неподвижными. Она коснулась ладонью его лба, и Леший почувствовал, что скованность пропала.
— Вот и пришла наяву! Хотя я всё же думаю, что это сон, как один из многих. И когда встанет солнце, ты вновь исчезнешь, чтобы опять приходить иногда ночью и терзать меня моим же сновидением. Я даже боюсь вести тебя на свет, потому что ты можешь исчезнуть, ведь с приходом света ты пропадаешь.
Она тихо засмеялась и отняла ладонь. Дмитрий увидел, как засветились её тёмные глаза. Лицо её было совсем рядом, и он чувствовал дыхание её.
— Пойдём, душа моя заблудшая, пойдём, князь мой лесной, я пока не исчезну и при свете.
Они вошли в освещённый круг беседки. Она была в длинном сарафане, почти скрывающем её ступни. На голове был низко повязан платок, как у женщин-староверок. Сохатый медленно опустился на лавку. Не моргая, глядел на Ведею, пытаясь что-то сказать, но слова были неуклюжими, словно он только пытался научиться разговаривать. Ведея прошла к столу и склонила голову перед отцом.
— Прости, отец, что заставила тебя долго ждать, — не могла раньше. Откуда мы пришли и где сейчас находимся — это целая бездна. И я ходила по лесам, слушала, получала те знания, что накопило время на земле и на небесах. Одно могу сказать тебе, отец: этот мир не для нас, мы уже не сможем здесь прижиться. Надо уводить наш народ обратно, к себе, в своё время. Я была не права, когда сказала идти на восход. Я не знала, что люди здесь давно идут на закат. Они разучились смотреть на восход, они его не видят. Потому что после заката они продолжают жить и веселиться, сливаясь с тьмой. И сон тьмы их пеленает перед зарёй, и они видят солнце только в зените… Каждый человек должен жить в своём времени, в котором он родился. Нужно ждать волхва, он найдёт нас.
Сохатый молча наблюдал за встречей. Леший готовил свежий чай — нужно было угощать гостью, — принёс из дома какие-то конфеты, печенье. Сохатый уже пришёл в себя. Не утерпел и прямо, без всякого перехода от встречи, задал вопрос гостье:
— Ты зачем у меня в голове копалась? Как ты это сделала?
— Ты это понял? Я узнала, враг ты или нет, можно мне выходить к вам или уйти. Это не принесло тебе вреда.
— Но как ты это сделала?
— По твоим лучам, по твоему дыханию, которые несёшь в небесный мир, где всё сохраняется. Я просто узнаю, что ты несёшь в мир и кто ты.
— Ну кто я, это знаю. А что несу, поведай!
— Здесь как раз наоборот! Ты не знаешь, кто ты. Но я не могу тебе этого сказать. Ты сам должен разворошить свою память. Скажу только, что ты ратник и что несёшь в мир добрые дела. Но ты не напрягал свою память, не заставлял её работать.
— Интересно, но я не слышал, что можно вот так просто войти в человеческий разум.
Сохатый замолчал, вспоминая, что его когда-то учили в военном училище, вернее, знакомили с психологией и прочей, как он считал, дребеденью.
Ну, есть гадалки, ясновидцы, которым он, правда, совсем не верил. Чепуха! Один и тот же набор слов каждому человеку и внимательное слежение за человеческим лицом и глазами. И когда при каком-то слове или предложении человеческое состояние меняется, это не ускользает от внимания гадалки или ясновидца. От этого и начинают плясать, задавая такие вопросы, что человек, сам не чувствуя, рассказывает о себе всё. Но ему в это же время задаются второстепенные, ничего не значащие вопросы, которые он старается как-то объяснить себе. Отвлекаясь от настоящей темы, он забывает, о чем только что говорил, на какие вопросы отвечал.
