наполнил кубки, Мстислав прогнал его. Владимир пригубил вина, холодно взглянул на Святополка:
– Кто этот человек?
– Он киевлянин. Он как брат мне, – ответил Мстислав и обиженно поджал губы. – Этот человек мне советует. Он советник… Или я не вправе приближать к себе людей?
– Я думал, мы останемся вдвоем, – повторил Владимир.
Киевлянин поднялся с места:
– Меня зовут Святополк. Я раб ваш.
– Пойди прочь, раб, – бросил Владимир. – Я хочу остаться с сыном вдвоем.
Святополк подошел к старому князю и лег к его ногам:
– Вытри ноги о меня, господин, только не гони. Дай послушать!…
– Хорошо, – надменно согласился старый князь. – Ты будешь слушать и молчать, – как собака.
Святополк поднимался кряхтя:
– И глаза мои будут преданные, как у собаки… Старый князь со значением поглядел на Мстислава:
– А ты, сын, опасайся, когда советуют рабы. Гони от себя всех советчиков. И никому не говори, что будешь делать завтра, дабы враги не предвидели твои шаги…
Мстислав опустил глаза и тихонько скрипнул зубами:
– Я запомню твою науку, отец: на престоле советчикам нет места…
Старый князь принялся за еду. Он ел медленно и молча, время от времени запивая из кубка, иногда промакивая губы рушником. Когда Владимир срезал с бараньего окорока все мясо, он бросил кость в сторону Святополка:
– Ешь, пес!
Киевлянин поймал кость рукой и, не сказав ни слова, принялся обгладывать ее.
Мстислав был бледен. Ему было не по душе, как отец поставил себя по отношению к его другу, советнику. Мстислав полагал, что отец унижает и его самого. Но молчал Мстислав, ибо очень рассчитывал на помощь Владимира, – молчал до поры…
Насытившись, старый князь откинулся на спинку стула:
– Я получил твое послание, сын. И хотя иных забот у меня немало, я счел необходимым поспешить к тебе.
– Да, отец. Мне нужна помощь, – Мстислав даже не притронулся к еде, зато опорожнил уже два кубка; глаза молодого князя заметно покраснели от выпитого.
Владимир оглядел голые стены трапезной, линялые, вытертые ковры на полу, исцарапанные двери:
– Небогато живешь, сын. Мстислав горько усмехнулся:
– Я ведь только недавно владею этим краем… Но, поверь, эти стены узнают и лучшие времена. Вот поймаю смутьяна, тогда всех крепко зажму…
Старый князь вскинул брови:
– И что, Аскольдов сын еще не пойман?
– Не пойман, отец. Он в лесу, как дома, – всякое дерево, всякий куст ему служат. Он в воде – как угорь, а в траве – как змея…
– Действительно, – покачал головой Владимир. – Столько времени не можем поймать! Сначала я ловил, теперь ты ловишь… Мстислав воодушевился:
– Ему, видно, служит дьявол.
– Удивительно! – все качал головой Владимир. – У такого надежного преданного отца – я хорошо знаю Аскольда! – такой необузданный, своенравный, скверный сын… А что другие братья?
– Они пахари, отец.
– Это хорошо! А что Аскольд?
– Аскольда уже нет. Поговаривают, что это Глеб убил его, – глазом не моргнул Мстислав. – И мать свою убил… Но я не берусь утверждать это.
– Он отцеубийца? – изумился старый князь и задумался. – Заведется же червоточина!…
– Да, он совсем сошел с ума, – все накручивал Мстислав. – Если прежде он только буянил в селах, девок воровал и грабил на дорогах, то ныне принялся убивать. И, кажется, вошел во вкус. Заматерел Глеб. Возможно, он начал с родителей, на которых за что-то был обижен. Потом он убил десять слуг моих. Ты не поверишь, отец: вся поляна была залита кровью. Глеб устроил настоящее побоище…
Старый князь кивнул:
– Я слышал, он хороший воин. Я даже одно время имел виды на него…
– Какие виды, отец! Кабы ты видел, что Глеб недавно сотворил с Корнилом!…
У Владимира потемнели от гнева глаза:
– И Корнил мертв?.. Тот, что Рваная Щека?..
– Мертвее мертвого, – Мстислав пристукнул кулаком по столу. – Я даже не смог его сразу узнать – этого верного десятника, этого человека, которого помню с самого раннего детства, на руках которого сидел во младенчестве, с которым потом ходил в походы…
– Что Глеб сделал с ним? – заиграл желваками Владимир.
– Глеб сварил его… Лишь по рваной щеке я и признал десятника.
Потрясенный Владимир некоторое время молчал.
А Мстислав, не дождавшись его слов, сказал:
– Потому я и обратился к тебе за помощью, отец. Объединенными усилиями мы сумеем наконец покончить с Глебом.
Старый князь направил на сына тяжелый взгляд:
– Ты боишься, Мстислав? Тот выдержал взгляд:
– Не скрою: немного боюсь.
– Тебе-то чего бояться? Ты же Глебу ничем еще не досадил…
Владимир смотрел пристально. Мстислав пожал плечами:
– Кто знает, чего можно ожидать от безумного! Старый князь кивнул:
– Хорошо, оставлю тебе семьдесят воинов. Больше не могу. Времена трудные. Голод, болезни… Люди бегут из княжества в княжество. Князья друг на друга злятся… Неспокойно!
– Хотелось бы больше, – вздохнул с сожалением Мстислав. – Но и на этом спасибо, отец.
– Больше? – Владимир задумчиво взглянул на окно. – Числом тут не взять! Лес большой: поглотит и две, и три тысячи воинов… Тут хитростью, умением надо брать! А всадников своих даю тебе, сын, чтоб только дух поддержать… – старый князь взялся за кубок. – Говоришь, десятерых положил? Вся поляна в крови?.. Знатный воин! Жаль терять такого, не приобретя!… Но его еще поймать надо.. Мстислав заулыбался:
– Я знаю, как его поймать.
– Как? – ни один мускул не дрогнул на лице Владимира.
– Люди говорят, есть одна женщина… Она живет в лесу…
Старый князь кивнул:
– Да, это старая уловка! Если воина нельзя взять в бою, можно ударить в его слабое место через женщину. Но это уловка людей недостойных… Подумай о моих словах, сын. Ты правишь в этом краю.
– К уловке сей и будут прибегать люди недостойные – рабы и слуги. А я буду править.
Во время службы в церкви в этот день было многолюднее и шумнее. Священнику-греку трудно было говорить. Но он говорил, ибо сказанное от Бога да услышится, а запавшее в душу зерно, доброе начало, непременно прорастет.
Люди косились на знатного гостя в дорогих красивых доспехах. Толкали локтями друг друга:
– Старый Владимир… Тот самый! Смотри…
– Он для половцев гроза!… Кто-то в толпе тихонько хвастал:
– Мой брат с ним на половцев ходил… Слышь! Говорит, старый князь за спину слуг не прячется! В голове идет. Как простой воин, бой принимает…
Рядом указывали пальцем:
– Сынок его, посмотри, слабже будет…
