За спиной у Владимира в двух шагах стояли Мстислав и Святополк.
Святополк молодому князю в ухо нашептывал:
– Удобнее случая не дождешься. С тремя десятками всего он возвращаться будет… Догнать… Дружинников порубить… – А князя до времени в погреб… Посмотришь, как поведет себя, тогда и решишь, что с ним дальше делать…
Мстислав хмурился, раздраженно косился на Святополка:
– Старый Владимир один трех десятков стоит. Не справимся… А коли не справимся – все! Беги тогда в Тмутаракань!…
– Решайся, князь.
– Нет…
Князь Владимир досадливо оглянулся:
– Что за грек у вас на амвоне? Безъязыкий… Святополк заулыбался униженно, подобострастно:
– Подвигает нас грек, чтоб учили мы греческий. Говорит, что без греческого ныне в мире пропадешь.
– Ты что скажешь, Мстислав? – спросил старый князь.
– Завтра выгоню грека.
– Не надо выгонять! Тем усилишь влияние волхвов… Лучше я тебе еще одного грека пришлю. Тот язык знает. Будет вам за толмача…
Недалеко от них за колонной стоял неприметный человек: много таких в русских княжествах – ростом вроде не высок, зато в плечах косая сажень. Человек этот внимательно слушал проповедь. Шапку мял в руках. Волосы соломенные в разные стороны торчали. А глаза – цвета небес над озером – время от времени блуждали но расписанному потолку. Поводил человек чутким ухом, внимательно проповедь слушал…
– … решайся, князь, не будет случая удобней!…
– Нет. Сначала поквитаемся с Глебом. Не будем перед лицом врага кидаться на родителя.- Дался тебе этот Глеб!… Ты ведь сядешь в Чернигове. А Глеб тут останется…
После службы повалил народ из храма. Но не уходили люди, ждали на площади, не скажет ли что черниговский князь. Расступились перед Владимиром.
Но он будто не собирался говорить. Окруженный вестовыми и оруженосцами, шел к каменному терему Мстислава.
Один воин из толпы крикнул:
– Поймай разбойника, князь!
Владимир остановился, отыскал глазами воина. Увидел лицо в оспинах, седую бороду. Сказал:
– Теперь возьмем его.
И другие воины к нему протискивались. Будто жаловались:
– Побратимов наших загубил…
– И что сотворил с Корнилом. Всю жизнь служил человек!…
Какие-то купцы здесь были, тоже сказали:
– Боимся ездить по дорогам. Каждого куста пугаемся.
– Посади, князь, разбойника в клетку… Владимир только сейчас увидел, сколь большая толпа вокруг него собралась. И сказал:
– Я обещаю вам: Глеб будет пойман и наказан. А Мстислав добавил:
– У меня на дворе уже плаха стоит. На ней голову Глебу отрубим и к князю в Чернигов с нарочным пошлем.
Слуги зашумели:
– А тело – на кол! И на площади поставить этот кол. Дабы все видели.
Роптала толпа. Особенно воины были злы:
– Разбойников в лесу развелось – без счету! На своей земле мы уж будто не хозяева. Кто-то Аскольда убил! А какой уважаемый был человек… Теперь вот Глеб… всех держит в страхе.
Мстислав обещал:
– Завтра с утра посылаю дружины в лес. Толпа одобрительно зашумела.
А тот человек с всклокоченными соломенными волосами сказал, будто сам себе:
– Суньтесь только. И останетесь там навек, и будут клевать вас птицы.
Тот рябой, что стоял с ним рядом, повернул голову:
– Что ты? Не расслышал…
Человек блеснул небесно-голубыми глазами:
– Я говорю: страх и только!
Рябой кивнул и показал на княжий двор:
– Видал дружину? Точно поймаем…
Глава 15
Теперь так и рыскали по дорогам малые княжьи дружины. Подозрительных, разных бродяг бездомных хватали, отправляли в Гривну. Вместе с бродягами и многими увечными попали под горячую руку и паломники, какие с некоторых пор ходили через эти земли из северных княжеств в Киев и Царьград – к монастырям, столпам, чудодейственным источникам и прочим христианским святыням. Но паломников долго не держали в клети: потомили сутки, высекли и отпустили на все четыре стороны. Этих паломников встретил на дороге Глеб.
Видя, что это люди бедные и смиренные, он не стал их останавливать. А пошел рядом. Он, конечно же, и не думал обижать их – любопытно было Глебу поглядеть на этих блаженных, вот и пошел. Глеб был больше язычник, чем христианин, и так, двоеверцем, мог бы оставаться до конца дней своих, однако некая сила, исходящая от христиан, с некоторых пор как бы притягивала его. Глеб не стремился задавать им вопросы, не искал способов утвердиться в вере христианской, он хотел только посмотреть – как смотрят на диво.
А паломники заговорили с Глебом. Они не могли не заметить секиру, выглядывающую из-под полы.
И спросили:
– Не тебя ли, человек, ищут на всех дорогах? Глеб сказал, что – да, его:
– Ловят, но не поймают!… Странники посмеялись и признались:
– Из-за тебя претерпели мы человек. Потом сказали серьезно:
– Но всякое страдание – милость Божья.
– Чудно вы говорите, – заметил Глеб. – Что ж тут хорошего, когда спину секут?
Но странники ответили убежденно:
– За все, что здесь выстрадаем, нам воздастся с лихвой на небесах!
И они показали ему спины, на коих плеть оставила багровые полосы.
Паломников было четверо. Они назвали Глебу свои имена: Иоанн, Матфей, Лука, Марк. И он им назвался.
И удивился, когда они сказали:
– Ты слаб, Глеб.
Он поглядел на них оценивающе и без вызова, спокойно молвил:
– Кабы вы, почтенные, вон на той лужайке, – он указал рукой, – вздумали меня побороть, я разложил бы вас всех четверых, как выводок мышей.
Странники улыбнулись светло:
– Мы не об этой силе и не об этой слабости говорим.
– О чем же тогда? – недоумевал Глеб.
– У тебя тело и душа в разладе. Ум твой, мысль – не укреплены верой. Ты живешь, как мотылек, как кузнечик, стрекочущий в траве. Ты умрешь, и от тебя останется только прах – малая горстка. Вместе с прахом и дух твой исчезнет, ибо он очень мал – не более ячменного зерна. И даже еще меньше…
