– Ты мелешь вздор! Не бывает каменных туров!… Ни при моем дворе, ни при дворе отца моего никто не слышал о таких. Значит, их и быть не может.
Охотник прищелкнул языком:
– Это очень редкий зверь. Он, сами смотрите, больших размеров и шкура на нем, как ночь, черна.
Князь здесь припомнил:
– Мне сказали, что у тура этого есть имя. Почему? Охотник отвечал обстоятельно:
– Этот зверь настолько редок, что каждому в народе дают имя. Вот этого тура зовут Глебом…
– Опять ты мелешь вздор! – раздраженно воскликнул Мстислав. – Если в народе никто и слыхом не слыхивал ни о каких каменных турах, то как же им могут давать имена?.. Что-то ты темнишь, любезный! Тут сказал слово другой охотник; когда он говорил, то совсем по-волчьи жмурил свои зеленые глаза:
– Вряд ли можно поверить, что о каменных турах никто слыхом не слыхивал и что никто их видом не видывал.
– Это почему? – Мстислав начинал злиться; как всякий правитель, он не терпел, когда ему перечили.
– Потому что тур этот был ранен. Мы встретили его недалеко от озер. Он ранен был стрелой под правую лопатку…
– Вот как! – удивился князь. – Ну и что?
– Если в теле зверя застряла стрела, – заметил охотник, – значит, где-то есть лук, эту стрелу выпустивший, значит, есть и рука, эту стрелу за оперение державшая… А значит, есть и глаз, этого тура видевший…
Святополк шепнул князю:
– Язык у него подвешен не хуже, чем у нашего грека.
А охотник с волчьей шкурой на плечах продолжал:
– Коли видел этого тура один человек, почему б его не видеть и другим?.. Вот и мы с братом увидели и добили.
Слушая этого охотника, Рябой отчего-то побледнел. Когда охотник все сказал, Рябой спросил его:
– Значит, вы только добили этого тура? А кто ж подстрелил его?..
Охотники пожали плечами:
– Мы тоже хотели бы это знать… – они заговорщицки переглянулись. – Мы вот что нашли на берегу одного из озер…
И они достали из-под туши обломок стрелы. Все увидели, что оперение прикреплено к древку нитью, крапленой охрой.
Рябой побледнел еще больше. Он сказал взволнованным голосом:
– Это моя стрела.
– Да, – подтвердили другие дружинники. – Точно такой же стрелой в том же месте он, – дружинники кивнули на Рябого, – подстрелил Глеба. Он попал ему, кажется, под правую лопатку.
Мстислав и Святополк молчали. Они не совсем еще понимали, о чем именно ведется здесь речь.
Рябой оглянулся на дружинников и совсем упавшим голосом сказал:
– Значит, я стрелял в Глеба, а попал в каменного тура?
– Нет! Мы все видели, как ты попал в Глеба, – заверили его дружинники. – Мы даже видели, как Глеб дернулся и вскинул руки.
– Ну тогда… – и Рябой, в ужасе округлив глаза, отступил от туши тура. – Это, говорю вам, не тур!
– А кто? – спросили любопытные челядины. Рябой показывал на тушу дрожащим пальцем:
– Я знал, что бывают оборотни-волки, и даже видел их. Но я не знал, что бывают еще и оборотни- туры. Мне думается, эти оборотни значительно страшнее. Вы только посмотрите на этого быка!…
Воины за его спиной сказали мрачно:
– Теперь нам понятно, почему мы не могли догнать раненого Глеба. И откуда на земле было столько крови, тоже ясно.
И еще воины сказали Рябому:
– Ты убил оборотня! Жди теперь беды…
Рябой – бледный, как смерть, – все отодвигался от тура. И это неудивительно: многие христиане еще продолжали на Руси верить в оборотней, домовых, леших, водяных, русалок, мавок, злыдней… Справиться со своими страхами Рябой пытался с помощью крестного знамения. Прячась в толпе воинов, он осенял себя крестом.
Мстислав тут спросил охотников:
– Но отчего вы решили, что этого тура зовут Глебом?
Охотники ответили:
– Потому что на это имя тур отзывается.
– Вот как! – не поверил Мстислав.
А Святополк, будто что-то заподозрив, вдруг посерьезнел.
Князь сказал:
– Но вы же убили его…
– Да, мы тоже так думаем. Но все же… – охотники слегка толкнули тушу ногой. – Когда мы везли этого тура сюда и заговаривали о нем и называли Глебом, нам показалось…
– Что? – подался вперед князь. Охотники посмотрели на него пристально:
– А вы попробуйте сами, господин, позвать его!… Князь Мстислав напряженно улыбнулся:
– Право, странное вы предлагаете мне развлечение, – он оглянулся на Святополка, а тот, казалось, был мрачен. – Я же не язычник, чтоб веровать во всякие там бредни, в колдовство…
– И все же!… – предлагали охотники.
– Ну хорошо! – согласился Мстислав. – Разве что потешить челядь… – и он, сбежав со ступенек, толкнул ногой тушу тура в крестец. – Эй, Глеб! Поднимайся… Все замерли взволнованные, трепетные. С любопытством и одновременно готовые ужаснуться взирали на тушу зверя. Воцарилось молчание. И только цепные псы слегка ворчали за спиной у воинов…
И тут всем почудилось, будто тур вздохнул. Многие при этом вздрогнули и отскочили назад. Воины глядели во все глаза. Князь Мстислав через силу улыбался – одними губами. Святополк сверлил тушу глазами, но никак не мог понять, в чем здесь дело; он подозревал какой-то подвох.
– Вставай, Глеб! – срывающимся голосом повторил князь; при этом многие из воинов с уважением взглянули на своего властителя – отдали должное его мужеству.
Все увидели, как крутой бок тура дрогнул. Какой-то мальчишка из прислуги крикнул:
– Бегите! Оборотень!…
Но никто больше не двинулся с места. Смотрели на тура во все глаза, затаили дыхание…
Бок тура поднялся и опустился, опять поднялся.
– Он дышит! – князь нервничал, но не отступал. Все смотрели, что будет дальше.
И вдруг чрево тура разверзлось, и на повозку стало вываливаться что-то окровавленное. Это что-то напоминало шкуру мездрой наружу. Оно блестело на солнце и шевелилось.
– О ужас!… – воскликнул кто-то.
И многие, оставив это зрелище, бежали в беспорядке.
Охотники отступили в толпу и у двоих зазевавшихся воинов вытащили из ножен мечи – это нетрудно было сделать в наступившем переполохе.
Некий мешок как раз вывалился из туши тура, повернулся на бок и замер.
– Что это?.. – выдохнула толпа.
Князь и Святополк смотрели во все глаза. Киевлянин даже у себя в Киеве, что на перепутье всех дорог, не видел такой диковины.
Кто-то из смельчаков протянул к мешку копье вперед древком и хотел толкнуть, но в это мгновение мешок распахнулся и все увидели сидящего на корточках и обнимающего секиру Глеба…
– А-ах!… – пронеслось над толпой.
– Оборотень! – взвизгнули в стороне.
