— Ничего тут не поделаешь. — сказал Скоморовский, обращаясь к окружающим.
— Полкан — это, знаете ли, Полкан, — понимающе вздохнул Бевон. — А кто мы против Полкана?
— Так, местоименное наречие. — покачал головой Элмар. — Кто, где, когда…
— А у них там любовь, — удостоверила Криста Ско-рикова.
— Прощай, Мавка. — сказал Гленарван печально. Кратов уже выпрямился во весь свой изрядный рост и теперь смущенно переминался с ноги на ногу.
— Коллеги, — сказал он прочувствованно. — Мне и вправду жаль, что так получилось. Поэтому я торжественно обязуюсь привезти вам козленка.
— Беленького! — требовательно пропищала Криста Скорикова. — И черненького!
— И черненького, — согласился Кратов. — Через пару месяцев.
— И щеночка, — добавил Элмар.
— И кошечку!
— И черепаху!!!
— Тихо! — гаркнул Гленарван. — Прекратите базар! Что мы, сами о себе не позаботимся? Дети малые! Собак, кошек и пресмыкающихся вам обеспечу лично я. Козлята остаются за Сфазисом. Еще вопросы? Нет? Тогда по местам!
— Коллеги, — заискивающе сказал Кратов. — А не найдется ли у вас пивка? Залить кровь древесного моллюска… — лицо его дрогнуло, — с перцем и солью…
Воцарилась сострадательная тишина. Затем со всех сторон к Кратову протянулись руки с жестяными банками.
13
Кратов отворил дверь с табличкой «Лернейская Гидра. Директор стационара» и вошел. На него не обратили внимания. Он деликатно откашлялся. Результат был тот же — нулевой. Тогда он бережно толкнул Мавку ногой в бок.
Собака негромко тявкнула.
Человек за столом поднял голову и со слабым любопытством посмотрел на Кратова. Потом он увидел Мавку, и всякий интерес в его взгляде окончательно угас.
— Здравствуйте, — сказал Кратов. — Я прибыл со Сфазиса. Меня зовут Константин Кратов, я ксенолог. Вы Иван Иванович Горчаков?
— Здравствуйте, — тусклым голосом промолвил человек за столом. — Иван Иванович в отпуске. На Земле. Если вы обратитесь в туристическое бюро «Алтайское золото», город Бийск, то, возможно, вам точнее укажут, где его найти.
— А вы кто?
— Я его заместитель. Ивар Бокслейтнер. — Он горестно усмехнулся уголком рта. — Забавно, правда? Директора зовут Иван, его заместителя — Ивар, а главного ксенолога — Иво. — Пожевав кончик зажатого в кулаке стила, он добавил: — Еще есть один Иоганн, одна Иоанна и черт знает сколько Джонов…
— У вас все в порядке? — спросил Кратов осторожно.
— У нас? — Бокслейтнер оторвался от чтения разложенных перед ним бумаг и с заметным напряжением пожал плечами. — Полагаю, что да. А что у нас может быть не в порядке?
— Какие-нибудь проблемы… сложности…
— Наверняка у нас есть и сложности, и проблемы. Но мы их решаем… А вы инспектор?
— Нет, — сказал Кратов, смутившись. — Мне поручено курировать вашу работу.
Бокслейтнер, кряхтя, вместе с креслом повернулся к нему вполоборота.
— Как, вы сказали, вас зовут? — спросил он.
— Констатин Кратов.
— «Кра… тов»… — Бокслейтнер вывел его имя стилом на вывешенной над столом черной дощечке. Затем проставил дату и зачеркнул предыдущую строчку.
Кратов пригляделся и прочел там: «Григорий М. Энграф», а чуть выше следовали уже вполне ему известные имена почти всех обитателей Парадиза. Если судить по датам, никто не занимался «Лернейской Гидрой» больше двух лет.
— Вообще-то я надолго, — сказал он обещающе.
— И прекрасно, — пробормотал Бокслейтнер.
— Так у вас и вправду все хорошо?
— Я не говорил: «хорошо», — поправил его Бокслейтнер. — Я говорил, что мы со всем справляемся сами.
Кратов поглядел на Мавку. Та сочувственно улыбнулась.
— Но вы обещаете обратиться ко мне, если понадобится помощь?
— Обещаю, — вяло проговорил Бокслейтнер. — Почему бы и нет?
— Так я ухожу?
— Если спешите — то всего доброго.
— А если не спешу? — саркастически спросил Кратов.
— Тогда я вызову моего пресс-секретаря Мари-Луизу. И она будет вас развлекать болтовней… угощать коктейлями… — Лицо заместителя директора страшно исказилось, и он с огромным усилием подавил зевок. — Купать в бассейне…
Кратов помолчал.
— Пожалуй, я спешу, — проронил он наконец.
— Угу, — сказал Бокслейтнер, не, поднимая глаз.
* * *
— Я слушаю вас, Григорий Матвеевич, — сказал Кратов, неслышно возникая в дверях.
Энграф лежал в кресле, закутавшись во все тог же грандиозный свой халатище. Он был сердит и нахохлен.
— Где Руточка? — спросил он сварливо.
— Я отправил ее на Землю, — с готовностью сообщил Кратов. — Надолго.
— Вы с ума… — начал было взводить себя Энграф, но натолкнулся на полный ледяной безмятежности взгляд Кратова и осекся. Помолчав, он буркнул: — Вы могли бы приличия ради иногда согласовывать свои решения со мной. Как-никак, я руковожу представительством.
— Согласовывать? — кротко переспросил Кратов. — Зачем?
— То есть как? — опешил Энграф. — Вы самовольно лишаете наш коллектив одного из его членов, обрекая на упадок все наше достаточно хрупкое экологическое благополучие. И потом — хотелось бы предварительно поговорить с человеком, отбывающим на Землю. Вы же знаете, как все мы ценим и любим нашу Руточку…
— Ложь, — спокойно возразил Кратов. Энграф с возмущением передернул плечами.
— Я не потерплю такого тона, — произнес он резким голосом.
— А она терпела, — сказал Кратов. — Сносила от вас любой тон, любые капризы, и со временем вы перестали замечать в ней не то что женщину, а и человека. Вы и ваши коллеги воспринимали ее как досадное обстоятельство. С которым приходится мириться и надлежит бороться в меру сил — где иронией, а где грубостью. Как побочный эффект бесподобных условий для работы. Разве можно, Григорий Матвеевич, называть красивую женщину исчадьем ада?
— Этого не было! — неуверенно запротестовал Энграф.
— И не то еще было! А когда человек видит, что ни он, ни труд его никому не нужны, он теряет к себе уважение, тупеет и остывает. Так что не ценили вы и не любили Руточку. Вы, специалисты по контактам с самыми что ни на есть невероятными разумными субстанциями, потерпели провал в контакте с обычным человеком. Прокололись! Простите, но это свидетельствует о вашей профессиональной некомпетентности.
