В тенечке под фикусом пили пиво и с некоторой опаской взирали на эту странноватую компанию спасатели в расстегнутых до пупа оранжевых комбинезонах, напрасно прибывшие с континента. Мимо них в обратном направлении, сияя пугающей беззубой ухмылкой, проскакала и сгинула в аллее уже покончившая с процедурами мантикора.
На крылечке биохимической лаборатории увлеченно беседовали учитель Ольгерд Бжешчот и безымянный круглоухий зверь. Последний обещал породить особенно много вопросов. Никто не сознавался в его сотворении, а сам ушастик упорно не желал указать своего создателя. А может быть, просто не знал. Между тем, по словам Тонга, именно он был самым сложным и многообещающим из всех бионтов. У него была тонкая, высокоорганизованная психика. Он воспринимал эмо-фон и, в свою очередь, мог направленно транслировать собственные эмоции, а также аккумулировать и ретранслировать чужие (чем еще недавно и занимался, пытаясь изгнать Кратова из леса). Он едва ли не способен был читать мысли — то есть обладал свойством, которое никому из известных ученых до сих пор не удалось формализовать, а тем паче искусственно воспроизвести. Однако же некто неназванный все это сумел, воспроизвел и теперь не желал чистосердечно сознаться в великом открытии!.. На счет ушастика строились фантастические предположения. Например: что его придумал и вырастил отсутствующий Большой Виктор (эта гипотеза расценивалась как самая нежизненная: Большого Виктора уважали и ценили, а малыши так и вовсе души в нем не чаяли, но однозначно признавалось то неоспоримое обстоятельство, что звезд с неба он не хватал). Что ушастик был бионтом второго поколения, то бишь естественным потомком каких-нибудь старых бионтов, о которых вообще никто не подозревал или не помнил — ведь Ферма существовала уже лет пятьдесят (хотя бионтами, как представляется, здесь стали заниматься совсем недавно). Что ушастый тайно прибыл сюда с какого-то другого детского острова, например — на самодельном плоту. Что Ферма время от времени неведомым и противоправным образом используется для каких-то тайных, никому не известных научных проектов, к которым дети не имеют никакого касательства, и что если вдруг обнаружатся иные свидетельства означенного свинства, то кое-кому придется открутить башку. И что феноменом круглоухого в первую очередь и займется специальная комиссия, каковая начнет здесь работать с завтрашнего дня, во всем разберется и раздаст всем сестрам по серьгам.
В сторонке грустная, не выспавшаяся, но все равно очаровательная Кендра Хименес сидела на травке, вытянув красивые загорелые ноги, и тихонько тренькала на укулеле. Спасатели бросали в ее сторону жаркие взгляды, увы — недостаточно жаркие и потому бесследно таявшие, не достигая цели, в прогретом воздухе.
Приблизился учитель Тонг, стеснительно присел напротив. Бесчисленные морщины делали его лицо непроницаемым.
— Я слышал, вы уже улетаете, — сказал он.
— Угу, — кивнул Кратов. — Жду, когда мне пригонят гравитр с континента. Боюсь, что дальнюю дорогу на «Коралловый берег» пешком я пока не осилю. Между прочим, что это за зверь такой — «жан- лок-ванг»?
— Банановая змея, — пояснил Тонг. — Небольшая, но вполне ядовитая. Должно быть, вы энергично размахивали руками там, в чаще, чего делать никак не следовало бы, и ненароком ее задели. Все же это девственные леса Индокитая. Вы легко отделались — у вашего организма прекрасно налаженные защитные механизмы.
— Это комплимент? Спасибо. Теперь буду хвастаться и укусом, и организмом…
— И вам тоже спасибо, — негромко пропел Тонг.
— Мне-то за что?!
— Во-первых, вы нашли Риссу.
— Допустим, она пришла сама, когда наш ушастый гуру довел до сведения единорога, что всем пора возвращаться. — Кратов огляделся. — Кстати, где она?
— Какое-то время будет нелегко оттянуть ее от единорога даже за уши, — улыбнулся Тонг. — Отрядить Риссу на кухню было ошибкой Грегора. Надеюсь, он успеет ее исправить до обеденного времени… Во-вторых, вы предупредили… гм… несчастье и даже указали, как его избежать. Чем всецело подтвердили свою репутацию компаса и лекарства в одной упаковке.
— Я не слишком доверяю легко наступившим хэппи-эндам…
— А как же они должны наступать?! Время потоков крови, огненных смерчей и орудийной канонады, хвала создателю, прошло… Мы слишком сильно отпустили поводья, и наши гениальные дети понеслись вскачь. Давно известно: дети — самые жестокие существа под солнцем и луной. Ибо не ведают что творят. Мы должны учить их осознанию и состраданию. Плохо, если это нам не удается… Строить живое существо, как игрушечную крепость из кубиков, занятие увлекательное. Особенно если гнать от себя мысль об их страданиях.
— Вы же сами закладывали бионтам программу самоуничтожения, — напомнил Кратов.
— Это была ошибка. Она могла привести к большой беде.
— Но Майрон же попытался ее исправить!
— Майрон оказался достаточно умен, чтобы внести коррективы в ментальные программы, — покачал головой Тонг. — Строптивые или бракованные бионты не умирали. Они вынуждены были уходить и прятаться. Реакция отторжения. Их отбрасывало от детей, как от силового поля… — Он на мгновение погрузился в свои мысли. — И от всех нас, учителей, увы — тоже отбрасывало. К счастью, вы оказались настолько большим, что никакие программы на вас не отреагировали.
— Тот редкий случай, когда я благословляю свой рост, — заметил Кратов. — Не пойму только, чего это Майрон так ополчился на единорога.
— Ему хотелось сделать больно Риссе, — невесело улыбаясь, промолвил Тонг. — Он решил, что она слишком независима… от него. Ему хотелось, чтобы она все время вертелась где-нибудь неподалеку, как другие девочки. Чтобы с восхищением заглядывала ему в рот, восторгалась, какой он умный, и с готовностью принимала его знаки внимания. Но, увы, Майрон с его гипертрофированным интеллектом Риссе уже не интересен…
— Какое-то время парня ждет нелегкая жизнь, — задумчиво сказал Кратов, припомнив рассуждения Грегора о клыках и щетине.
— И в-третьих, — сказал Тонг. — Я благодарен вам за доверие. Вы оказались достаточно мудры, чтобы предоставить нам возможность самим исправлять наши ошибки. У вас было моральное право собрать всех детей и прочесть им суровую нотацию. Но вы поступили иначе.
— Точнее, я не поступил никак, — поправил Кратов. — Это не совсем в моем стиле, но… из меня неважный учитель. Должно быть, я не настолько взрослый сеньор, чтобы не бояться детей.
Гравитр прилетел к полудню. В кабине сидел мощный подросток, которого все называли Большим Виктором. По всей видимости, он уже был в курсе последних событий, отчего имел комично перепуганный вид. Его немедля облепила малышня и повлекла на правеж к учителям. Быть может, тайне происхождения круглоухого бионта суждено было раскрыться.
Кратов подхватил свою сумку. Слава богу, его никто не провожал, кроме, разве что, Сэра Генри — так на скорую руку окрестили баскервильского пса, приладив ему на морду круглые черные очки-консервы, чтобы уберечь от яркого дневного света гипертрофированные больные глаза.
Кряхтя, он поднялся и побрел к машине. Его слегка пошатывало, в голове все еще плавали лоскутья болезненного тумана.
Откуда-то из-за угла вывернулся Майрон. Завидев Кратова, он придал лицу крайне озабоченное выражение и попытался проскользнуть мимо.
Это ему не удалось.
Сэр Генри глухо заворчал, а Кратов сцапал Майрона за плечо.
— Шерстистый носорог, — сказал он с наслаждением, — был глупым, упрямым и свирепым животным. Таким же, как и его местные правнуки, но намного крупнее. И все его нравственные пороки количественно соответствовали его габаритам. И с прохожими он раскланиваться не станет. Генофонд не позволит. А если ты снова схитришь и поправишь ему инстинкты, это будет уже не шерстистый носорог, а кукла, зомби. Ты знаешь, что такое «зомби»?
Майрон, хлюпая носом, закивал, как болванчик.
