вел себя так, словно в помещении он был один, а поставлен был охранять два пустых кресла да овальный экран, затянутый пепельной мглой.
Мелко стуча зубами, Кратов попробовал заговорить с Озмой — эффект был приблизительно тот же. Озма была погружена в личные переживания, на внешние раздражители реагируя слабо. На все вопросы отвечала коротко и невнятно: «Нон ликвет». Что в переводе с новолата, магиотского диалекта латыни, с вкраплениями итальянского языка и астролинга (новолатом Кратов владел весьма поверхностно, то есть гораздо хуже, нежели, скажем, эхайнским), могло означать либо «Сама не знаю», либо «Не понимаю, что вам от меня нужно». После пятой или шестой попытки Кратова завязать беседу, утомленно смеженные веки вдруг распахнулись, оттуда полыхнуло чистой силой, а в голосе проскользнули металлические нотки: «Ноли ме турбаре — оставьте меня в покое!»
Пожав плечами, Кратов откинулся на спинку кресла. Самовнушением постарался расслабить сведенные судорогами мышцы. В голове блуждал еще наркотический туман, однако же, к мыслям возвращалась некоторая ясность… И чем дальше он оценивал сложившуюся ситуацию, тем отчетливее понимал, что влип в одну из самык гнусных передряг за всю свою жизнь.
Все складывалось отвратительнейшим образом. Все кругом было плохо.
Озму они не уберегли. Эхайны пожелали ее похитить — и похитили. А исполнив задуманное, спокойно улетели домой с награбленным. На Эльдорадо же остались трупы Конрада и четверых безымянных охранников.
Попытка Кратова пробудить в эхайнах любопытство к своей персоне, с самого начала отдававшая гусарским авантюризмом, закончилась ничем. Т'гард Лихлэбр просто пополнил свой фонд заложников, чтобы при удобном случае расстаться с наименее ценными.
А в холодном номере пансионата «Бель Эпок» осталась совсем одна спящая Идменк.
Самое время в петлю головой…
Кратов покосился на эхайна. От того исходил нейтрально-агрессивный эмоциональный фон. То есть нормальный для его нынешнего состояния: вы ведете себя тихо — я вас не трогаю. Начнется буза — прикончу всех не задумываясь. Большого напряжения в безмолвном страже не ощущалось. Пожалуй, он был настроен излишне легкомысленно. Он недооценивал Кратова, что было тому на руку. И можно было бы поиграть в какие-нибудь рискованные военные игры, с хорошими шансами на успех… если бы не Озма.
В эмо-фоне маленькой женщины царили растерянность и страх.
Кратов осторожно тронул Озму за руку.
— Все будет хорошо, — сказал он негромко.
— Негатив, — пробормотала Озма. — Ничто не будет хорошо. Они убьют нас.
— Нет логики. Зачем им нас похищать, чтобы просто убить?
— Есть логика! Они убьют нас не просто и не сразу. А я… еще не готова умереть.
— К этому редко бывают готовы, — возразил Кратов.
— Ноли ме тангере… — зашипела было Озма. И осеклась. Взгляд ее сделался оторопелым.
— Что, что с вами? — заволновался Кратов.
— Звук изменился, — сказала она.
— Какой звук?! Я ничего не… — Он вдруг понял. — И что же?
— Я слышу ровный звук, что исходит отовсюду, — с раздражением пояснила Озма. — Слышу все время. Сейчас высота и тембр звука изменились. Появились новые обертоны. Другая динамика. И все продолжает меняться.
— Это гравигенераторы, — сказал Кратов. — Они работают в новом режиме. Мы вышли в субсвет и приближаемся к планете… У вас потрясающий слух.
— Грациам, — усмехнулась Озма. — Благодарю.
2
Вошел т'гард Лихлэбр в сопровождении одного из своих громил. Его внешний вид разительно отличался от того, каким он предстал на Пляже Лемуров. Никакого показного легкомыслия. На смену игривым шортам и безрукавочке явились узкие бархатно-черные брюки с широкой желтой полосой сбоку на манер лампасов, а также застегнутый под горло светло-кремовый мундир с золотым шитьем. Узор на груди смахивал на раскидистое генеалогическое древо и, возможно, таковым и являлся, если принять во внимание титул его обладателя. На рукаве же имели место не то герб, не то воинская эмблема. Поверх этих ландшафтов были пущены четыре плетеных шнура— аксельбанта с кисточками на концах, с нарочитой небрежностью заткнутых за широкий кожаный пояс с какими-то петельками и крючочками. (При виде этого петушиного декора взгляд Озмы осветился чистым любопытством, впрочем — ненадолго; утонченная магиотка оценила убранство т'гарда как безвкусицу и не удержалась, дабы не состроить презрительную гримаску). На орлином носу т'гарда угнездилось несообразное с его дикарским обликом пенсне, в руке зажата была уже знакомая тросточка. Сопровождавший его эхайн тоже не выглядел босяком. Покрой его наряда в целом повторял облачение т'гарда, но брюки были того же цвета, что и мундир, без лампасов, золотых узоров не присутствовало вовсе, эмблема на рукаве вышита была серебром, а два шнура попросту болтались от плеча до пояса. Все это очень напоминало собой земную военную форму времен глобальных вооруженных противостояний и вряд ли было чем-то иным.
Т'гард коротко и неразборчиво каркнул — страж дернул головой, как испуганная птица, принял оружие на плечо и удалился. Должно быть, переодеваться к параду. Затем Лихлэбр обратил свой взор на пленников.
— Вы находитесь на территории Светлой Руки Эхайнора, — проскрипел он. — Ваши права личности ограничены. Распоряжения сопровожающих должны выполняться неукоснительно. И не будет неприятностей.
Кратов отметил, что словарный запас т'гарда значительно расширился. Значит, на Эльдорадо он старательно пускал пыль в глаза оппонентам, корча из себя косноязычного солдафона.
«Обезьяна в маске обезьяны…»
— Вы уже нарушили все мыслимые права личности, какие только существуют в Галактике, — сказал Кратов. — Вы повинны в смерти пятерых граждан Федерации. Вы обманом и насилием захватили нас и удерживаете здесь против воли…
— Что касается вас, — прервал его Лихлэбр, — то вы здесь по своей воле. И оставим эти препирательства до иных времен. Сейчас настала пора покинуть корабль — что мы все и сделаем.
— Я просто хотел поставить вас в известность, что не намерен мириться с таким положением вещей, — пожал плечами Кратов.
— Вы не убьете нас? — вдруг спросила Озма. Каменную физиономию т'гарда разрезала трещина спесивой улыбки.
— Вас — нет, — ответил он.
Он повернулся на каблуках и двинулся к выходу. Второй эхайн довольно миролюбивым жестом — гостеприимно раскрытые ладони, а не какой-нибудь грубый тычок в спину! — пригласил следовать за ним. Атмосфера явно изменилась, о чем красноречиво свидетельствовали и отсутствие видимого оружия, и эмо-фон конвоиров.
— Я же говорил, — шепнул Кратов на ухо Озме, поднимаясь из кресла.
Его качнуло — ноги были как ватные, не держали.
— Есть вещи хуже смерти, — упрямо возразила Озма.
— Глупости! Хуже смерти ничего не бывает…
Женщина не ответила. Ее рука быстрым, бездумным движением поправила прическу. «Да все с ней в порядке, — мысленно отметил Кратов. — Она может сколько угодно изображать из себя перепуганное дитя, но подсознательно уже успокоилась. И скоро на нее можно будет полагаться в своих планах. Осталось лишь выстроить эти самые чертовы планы…»
Они прошли через весь корабль, миновали тамбур и ступили на ребристую пластину трапа.
