— Утром мы встали как обычно и пошли на базар…
Татьяна снова кивнула.
— Там мы купили продукты и кое-что с собой…
— А где продукты? — спросила Татьяна.
— Не знаю! — сказала я раздраженно. — Наверное, где-то на кухне или в погребе… Какое это имеет значение?
— Сейчас бы холодного мацони… — простонала Татьяна.
— Не отвлекайся! — одернула я ее. — Мне и самой хочется. Во рту будто кошки нагадили… Слушай, но ведь мы с тобой ничего не пили! — вдруг опомнилась я.
— Ничего! — подтвердила Татьяна. — Только мороженое шоколадное…
— Подожди, — перебила я ее, — давай все по порядку. Значит, мы пошли на базар, закупили продукты, погрузили в машину, купили мороженое, отправились на пляж и очнулись здесь у себя в комнате в половине девятого… И что бы это могло значить?
— Понятия не имею… — пожала плечами Татьяна. — Но мы точно ничего не пили. Даже газировку…
Газировку мы действительно не пили, потому что обычно мы это делали, чтобы запить сладкое мороженое при входе на пляж.
— Это значит, что после того, как мы съели мороженое, и до того, как проснулись здесь, мы ничего не помним.
— А может, мы потеряли сознание на улице и нас привезли сюда? — предположила Татьяна.
— Обе сразу мы его потеряли?
— Может, мы отравились мороженым?
— Тогда бы очнулись в больнице, — сказала я и посмотрела на тумбочку в изголовье. — А тут никаких следов лечения нет, ни лекарств, ни градусника. Даже стакана воды нет. И вообще, где ты слышала, что здоровые люди теряют сознание на двенадцать часов…
— Я поняла! — страшно округлила глаза Татьяна. — Нас усыпили.
Подобная версия уже вертелась у меня в голове, но я ее отвергала как слишком романтичную.
— У тебя что-нибудь болит? — спросила я.
— Ничего, кроме головы, — сказала Татьяна, ощупав себя с ног до головы. — А у тебя?
— И у меня ничего…
— Девочки? — раздался со двора голос Эки. — Просыпайтесь. Пора ужинать…
— Вот видишь! — еще больше округлила глаза Татьяна. — Они думают, что мы просто спим… Значит, нас действительно усыпили…
— Но это же бред какой-то… Зачем нас усыплять?
— Ты прямо как глупенькая! — возмутилась Татьяна. — Нас усыпили, чтобы украсть…
— Так почему же не украли, а, наоборот, привезли домой?
— Нас уже вернули! Ты что — не понимаешь?
Татьяна задрала подол, осмотрела свои ноги, трусики и даже засунула руку внутрь…
— Сухо… — озабоченно сказала она и понюхала руку, которой лазила в трусы. — Ничего не понимаю…
— Девочки, вы идете или нет?
— Пойдем, — сказала я, — неудобно…
За ужином все было как обычно. Только Эка поинтересовалась, не заболели ли мы, что-то уж больно разоспались. Она, когда вернулась с Григорием домой в половине восьмого, заглянула тихонько к нам в комнату, увидела, что мы спим, и решила нас не будить до ужина.
Мы уверили ее, что все с нами в порядке, просто перекупались и перегрелись на пляже…
На этих словах Автандил пристально посмотрел на меня и спросил, не приставал ли к нам кто-нибудь на пляже.
— Нет, нет, все было как обычно, — сказала я.
Григорий вопросительно посмотрел на сына и строго спросил у меня:
— Надеюсь, Кесоу был с вами?
— Он ездил со мной в Адлер, — сказал Автандил, прежде чем я успела сообразить, что ответить.
— Как же вы могли оставить наших дорогих гостий на произвол судьбы? — спросил Григорий. — Допустим, у тебя было важное дело, а зачем этот студент за тобой увязался?
— Он не за мной увязался, — мягко поправил отца Автандил, — а ездил по своему делу.
— Какое может быть дело, если человек отдыхает?
— А я знаю, какое у него дело?! — вспылил Автандил. — В библиотеку он ходил, книжку какую-то читал по химии. Откуда я знаю его химию-мимию?! Я что, в институте учусь в Москве? Я с утра до вечера камни таскаю на чужих стройках!
— Никто тебе не запрещает учиться… — примирительно сказал Григорий, глядя в нашу сторону. — Что у меня, денег не хватит на эту химию-мимию? Куда хочешь могу тебя отправить! Учись на здоровье! Честное слово, сколько раз ему предлагали: езжай, сынок, учись, профессором, станешь, а он только смеется…
— Нужно было не предлагать, а приказать… — проворчала Эка, внося в беседку глубокую глиняную миску с мамалыгой, из которой, как рожки у морской мины, торчали квадратные куски сулугуни… — А то одной рукой предлагает, а другой рукой радуется, что сын у него помощник… Как сам неуч, так и сын пусть таким будет. Так или неправда?
Видно, Экины слова попали в самую точку, и Григорий, чтобы скрыть свое смущение, потянулся к графинчику с вином.
Мы с Татьяной пить вино решительно отказались и, поковыряв в тарелке с мамалыгой, быстро ушли в свою комнату.
Итак, ситуация более или мене прояснилась, то есть сделалась еще запутанней и загадочней. Выяснилось, что целый день дома никого не было, потому что Автандил с Кесоу приехали еще позже Григория и Эки. И, судя по всему, никто не видел, ни когда мы пришли, если мы это сделали сами, находясь в некоем лунатическом состоянии, ни когда нас принесли, что, скорее всего, и было на самом деле.
Я решила действовать. Закрыла и занавесила оба наших окна, включила верхний свет, заперла дверь и скомандовала Татьяне:
— Раздевайся!
— Как?
— Совсем!
— Зачем?
— Будем проводить следствие.
— А ты?
— Я тоже, не беспокойся.
Татьяна разделась первая, и я ахнула. Ее задница, живот и грудь, — словом, все скрытое под купальником и незагорелое тело было в багрово-синих пятнах.
У меня оказалось то же самое.
— Мамочка родная, — воскликнула Татьяна. — Да это же самые натуральнее засосы! Вот сволочи! — Она выгнулась и, встав около гардероба, одна из створок которого была зеркальной, осмотрела свою задницу. — Ты смотри, они совершенно симметричные на обеих половинках… Специально, что ли? А это не засос, а просто укус…
Я присела и рассмотрела поближе то пятно, которое она показывала. Отчетливо были видны два полукруга синячков от зубов.
— Ну не гады! — Глаза Татьяны наполнились слезами. — Завтра приду на пляж, возьму дубину и по поганым рожам… И пусть меня зарежут после этого.
— А если это не они?
