приходят взрослой героине рассказа 'Урочный час' в тот момент, когда уже ничего невозможно изменить. Поздно понимают родители Питера и Венди ('Вельд'), какую страшную ошибку они совершили, отгородившись от детей превосходными игрушками, а в результате добились того, что детская комната стала им дороже родителей.
Казалось бы, вывод очевиден: взрослому человеку непросто попасть во внутренний мир детей, а попытки проломиться сквозь стенку обречены на провал; надо обладать незаурядным талантом, чтобы понять ребенка. Однако до дна рассказов Брэдбери мы еще не добрались. Проблема 'несоприкосновения' мира детей и мира взрослых - это лишь поверхностный слой художественного обобщения, на самом деле писатель смотрит глубже.
Как просто было бы определить мировоззрение Питера, Венди и Мышки (героини 'Урочного часа') одним словом - патология. Мол, писатель изобличает болезненные выверты детской психики, порожденные взрослым бездушием. Однако все куда серьезнее. Детство в этих и многих других произведениях Брэдбери лишь маска, необходимая писателю, чтобы ярче и образнее показать противоречия мира взрослых. Дети не потому стали такими, что их воспитание страдало изъянами, не потому, что их 'не поняли', а потому, что таковы - морально ущербны - отношения между взрослыми, потому что такова - антигуманна, окружающая их среда. Именно в этом - пафос Брэдбери-обличителя, избравшего тему детства в качестве приема для социальной критики буржуазного общества.
А теперь вернемся к проблеме неконтактности взрослых и детей. Положа руку на сердце, давайте признаемся: ведь априорно мы, взрослые, считаем детей не то что глупее - скорее менее развитыми, менее личностями, чем самих себя. Внутренние изменения, какие-то малозаметные колебания в поведении, 'странные' проблемы детей, узнав о которых мимоходом, мы, может быть, только улыбнемся, непонятные игры... - все это порой проходит мимо нас, не фиксируется сознанием. Не случайно словцо 'инфантильный' все больше приобретает в нашем обиходе отрицательно-оценочное значение.
Между тем недооценка детских мыслительных и иных способностей, детского интеллекта - это еще и одно из старейших заблуждений взрослой половины рода человеческого. Дети - особый народ. Дураков среди них, замечал Януш Корчак, не больше, чем среди взрослых.
В народных сказках всех стран можно найти множество примеров, когда самый младшенький, самый презираемый в семье отпрыск с прилипшим прозвищем 'дурачок' оказывался наиболее умным, наиболее мужественным и находчивым, преодолевал все препятствия и с легкостью разрешал самые запутанные головоломки.
Рассказ Клиффорда Саймака 'Дурак в поход собрался' написан от лица как раз такого 'дурачка'. Над простодушием героя потешается вся деревня, и вдруг он обнаруживает в себе поистине невероятный дар телепатии и внушения мыслей. Пройдя краткий путь постижения своих сил в родном захолустье, мальчик решает посвятить себя... исправлению всех пороков рода людского.
Этот рассказ прогрессивного американского фантаста очень важен в воспитательном плане. Юный герой произведения поднимает себя на высокий может быть, высочайший - уровень осознания собственного долга. Его волнуют судьбы уже не только близких и знакомых, но и дальних жителей планеты, судьбы всех людей Земли - это чувство вселенской заботы, между прочим, вовсе не детское, и тем ценнее оно в герое- ребенке: пример, приближенный к читателю по возрастному параметру, особенно заразителен.
В рассказе Саймака используется, безусловно, фантастический прием, но вот парадокс! - произведение воспринимается как абсолютно реалистическое, суть его вполне 'земная', понятная всем и каждому. Дети обладают особым талантом совершать непредсказуемые поступки: в простейших ситуациях они вдруг теряются, и, напротив, - в сложных обстоятельствах у них неожиданно могут открыться такие способности, которые иначе как гениальными и не назовешь.
III. ВЗГЛЯД ИЗ ГРЯДУЩЕГО
И во всемирной летописи человечества много есть целых столетий, которые, казалось бы, вычеркнул и уничтожил как ненужные. Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок,
Н. В. Гоголь
В повести Аркадия и Бориса Стругацких 'Малыш' люди Земли будущего отказываются от контакта с инопланетным разумом.
Как же так? Не сдача ли это позиций? Не провозглашается ли здесь непознаваемость мира? Конечно, нет. Пафос повести как раз в том, что авторы демонстрируют не поражение, а победу людей в нелегком нравственном испытании. Что важнее - 'вертикальный прогресс' всего человечества или судьба одного ребенка, космического Маугли, зажатого, словно в тисках, между двумя цивилизациями? Герои повести осознают страшную истину: контакт погубит Малыша - и они, люди коммунистического завтра, принимают единственно верное решение покинуть планету. Цивилизация Земли готова поступиться своими интересами ради спасения одного Малыша.
Тема контакта - одна из самых распространенных в современной научной фантастике. И хотя реальный контакт нашей цивилизации с инопланетным разумом более чем проблематичен, лучшие писатели-фантасты решают эту тему не абстрактно, они всегда проецируют ее на реалии, на узнаваемые явления дня сегодняшнего. Пожалуй, именно братья Стругацкие первыми в советской научно-фантастической литературе нашли в теме контакта тот ракурс, который приближает эту проблематику к главному вопросу данной статьи. Трактуя тему с точки зрения марксистско-ленинской методологии, писатели опираются на известное определение К. Маркса, который называл ранние этапы истории 'детством человеческого общества' и сравнивал народы ранних исторических эпох с детьми.
В ряде произведений, например в повести 'Трудно быть богом', Аркадий и Борис Стругацкие рисуют столкновение высокогуманного, технически совершенного, социально и этически 'взрослого' общества Земли будущего с 'детской', еще не развитой инопланетной цивилизацией. Под 'детством' в кавычках здесь следует понимать варварство и дикость средневековья. Огромная дистанция между коммунистической формацией и раннефеодальной определяет основную проблему, стоящую перед землянами на этой планете, - Проблему Бескровного Воздействия. По сравнению с коммунарами Земли жители планеты еще дети - злые, жестокие, невоспитанные дети.
'Стисни зубы и помни, что... они не ведают, что творят, и почти никто из них не виноват, и поэтому ты должен быть терпеливым и терпимым', - внушает себе Антон, разведчик-землянин, скрывающийся под маской аристократа королевстве Арканар дона Руматы.
Герой повести Стругацких, вооруженный законами исторического развития, прекрасно понимает, что, как ребенок не может сразу повзрослеть, так и вся планета не может мгновенно 'перескочить' в коммунизм; до этого еще сменится не одно поколение, И среди крови, грязи, подлости и предательств, окружающих его, Румата мысленно обращается к 'еще не родившимся мальчикам и девочкам перед учебным стереовизором Арканарской Коммунистической республики'. Собственно, он и его товарищи находятся не планете ради этих будущих ребят.
'Будущее создается тобой, но не для тебя' - это основополагающий постулат и для Руматы, и для героев многих книг Стругацких, Острейший нравственный конфликт разрывает душу Антона; с одной стороны, долг историка, наблюдателя, 'бога', с другой - совесть коммунара, не имеющего нравственного права равнодушно смотреть, как 'режут и оскверняют'. И конфликт в конечном итоге разрешается - безнадежным бунтом...
'Сердце не выдержало. Простите меня... Я просто не смог. Надо было хоть что-нибудь сделать', - говорит другой герой Стругацких, Саул Репнин из повести 'Попытка к бегству', оказавшийся в такой же ситуации и тоже поднявший оружие.
Снова обратимся к педагогическому и нравственному опыту В. А. Сухомлинского.
'Мастерство воспитания, - писал директор знаменитой Павлышской школы, состоит в том, чтобы в каждом сердце жил в миниатюре мир борьбы единственного настоящего добра - коммунизма - против самого страшного зла - мировоззрения человеконенавистничества, угнетения человека человеком - идеи буржуазного мира. Мастерство воспитания юношества состоит в том, чтобы каждый, перед кем открывается мир общественной жизни, умел правильно определить свою позицию при тех обстоятельствах, когда добро означает только борьбу, только мужество, только груд, только напряжение всех сил'.
Разумеется, истинная борьба за человечность полностью отрицает неразборчивость в средствах, приоритет цели перед способами ее достижения. Эта мысль - базисная для всей советской художественной литературы - пронизывает и творчество писателей-фантастов. Неразборчивость в средствах еще никогда не оправдывалась даже самой благой целью, лучшими побуждениями едва пи можно оправдать жестокие
