Золушка в отсутствие принца

Арбитман РоманЗолушка в отсутствие принца

Роман Арбитман

Золушка в отсутствие принца

Отечественная научная фантастика в ее привычном воплощении умерла с настулением свободы (Фото: Макс Новиков)

В 1938 году на страницах 'Литгазеты' писатель Александр Беляев назвал нашу фантастику Золушкой - и тем самым обозначил ее статус на десятилетия вперед. В одно емкое слово вместилось и униженное состояние всей этой области литературы (которую третирует мачеха-критика), и ее протеизм (от кухонной замарашки до принцессы), и даже печальная ее зависимость от хода часовой стрелки (отмеряющей срок, после которого золотая карета всеобщего признания может опять превратиться в тыкву).

Одно время роль Золушки была у нас просто уникальна. То, за что ее толстым старшим сестрам давно поотрывали бы головы, ей самой сходило с рук - благо власти предержащие не больно интересовались трудами какой-то замарашки из литературно-кухонной резервации. С середины 60-х и до начала 90-х научная фантастика в СССР переживала настоящий расцвет, став по необходимости 'нашим всем'. Социальная сатира, роман- предупреждение, триллер, неангажированная публицистика, философский трактат - все жанры (в том числе и скучные) могли прятаться под сенью дружных букв 'НФ'.

Однако ничто не вечно. Поиски фиг в кармане закончились вместе с СССР. Праздник свободы ознаменовался концом НФ - в ее привычном воплощении. Запретные жанры покинули свое убежище и начали самостоятельную жизнь. Что же теперь осталось собственно фантастике как ветви литературы? Паразитировать на былых заслугах?

Дать себе засохнуть? Прикрыться глянцевой обложкой и лечь на прилавок рядом с детективом?

Старая гвардия К концу столетия из патриархов жанра мало кто уцелел. Великое братство Стругацких исчезло со смертью старшего брата. Тандем Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова распался с уходом Лукодьянова. Еремей Парнов, еще раньше оставшийся без Михаила Емцева, ушел в детектив.

Кончина Генриха Альтова вынудила умолкнуть и Валентину Журавлеву. Из многих и многих, кто дебютировал в 60-е и активно действовал в 70 - 80-е, на плаву по сути остались только трое: Кир Булычев, Владимир Михайлов и Ольга Ларионова.

Все трое не изменили всерьез своих подходов к жанру-кормильцу. Каждый лишь зафиксировал привычный status quo и черпает из себя, прежнего...

Ольга Ларионова, некогда известная как автор 'лирической фантастики' (то есть произведений с преобладанием трепетных семейно-бытовых коллизий), еще десять лет назад решила соединить свои навыки с жанром 'космической оперы'. Была сочинена повесть 'Чакра Кентавра', в основе которой оказалась брачная идиллия земного космонавта Юрия и внеземной принцессы Сэнии.

Идиллию пытались разрушить коварные крэги (разумные птицы). Не так давно увидел свет роман 'Евангелие от крэга' - уже третья книга цикла о людях и птичках, продолжающих гадить гуманоидам.

Увы, старая лирическая закваска дурно повлияла на новый сюжет: вместо того чтобы схлестнуться с птичками, герои и героини долго выясняют отношения и по-броуновски перемещаются с места на место...

Как и Ларионова, Булычев сделал ставку на инерцию и ностальгию. Те, кому сейчас за тридцать, помнят Алису Селезневу, и для них имя писателя знакомый брэнд. Однако тиражированием вечно юной, как консервированная курица, Алисы фантаст не ограничивается. Характерным примером творчества нынешнего Булычева является его цикл 'Театр теней' (начатый романами 'Вид на битву с высоты' и 'Старый год'). Фантаст решил создать российский вариант 'Секретных материалов', противопоставив импортному Фоксу Малдеру россиянина Гарика Гагарина. И если герои сериала докапывались до сенсаций в одиночку и лишь потом тревожили руководство, то булычевские персонажи выходят на охоту за тайнами в качестве штатных сотрудников государственного Института экспертизы и при поддержке оного. А мешают нашим героям заурядные криминальные типы, которые наживаются на обнаруженных артефактах и которых нетрудно утихомирить при помощи УК и АКМ. В общем, 'новый' Булычев остался прежним. Более того. Во первых строках 'Вида на битву с высоты'

читатель распознает двадцатилетней давности рассказ 'Выбор', перелицованный автором в соответствии с теперешними реалиями. Памятуя о большом запасе повестей и рассказов прежних лет, легко представить себе механизм возникновения и остальных книг цикла.

Владимир Михайлов, чья муза долго разрывалась между action и философствованиями, склонился в сторону последних. В его новом романе 'Беглецы из ниоткуда' (продолжении старой книги 'Дверь с той стороны') бездействия стократ больше, чем действия. А предыдущий роман 'Вариант 'И' - формально фантастический - и вовсе отдан геополитике. Автор остросюжетной тетралогии о капитане Ульдемире, Михайлов в 'Варианте 'И'

пожертвовал динамикой ради квазиисторических экскурсов и возможности высказать следующую идею - нашей стране следует поднять зеленое знамя Пророка и утвердиться в качестве исламской сверхдержавы. Чтобы озвучить столь экзотический рецепт спасения России, Михайлов поставил на кон главное, что имеет, - репутацию одного из видных представителей 'старой гвардии' НФ. Кто выиграл?

Только не жанр.

Молодая гвардия Итак, мэтры перешли на 'новоделы', а ученики лучших мастеров НФ той поры - А. и Б. Стругацких - стараются принизить их достижения. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пять лет назад редактор издательства Terra Fantastica Андрей Чертков родил любопытную идею. Мир Стругацких, утверждал Чертков, так детально прописан, что сделался почти реальным уголком Вселенной. И было бы глупо не пустить туда жильцов - в особенности, если у них с воображением плоховато. Молодым писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать силы на чужой территории. Так появились 'Время учеников'

(1996) и 'Время учеников-2' (1998). Только что вышел третий сборник.

О двух первых было уже немало сказано. За редким исключением, сюда попали сочинения двух видов:

либо графоманские попытки имитации стиля мэтров, либо надрывные попытки с ними полемизировать. В третьей книге - та же тенденция. Авторы клянутся в верности 'духу Стругацких', уснащая свои сочинения чужими персонажами и реалиями и пытаясь объяснить неразумным мэтрам, как нужно было 'правильно' строить сюжет (Владимир Васильев, рассказ 'Перестарки'). Уже знакомое стремление вывернуть наизнанку 'миры Стругацких', выявить гадкое нутро некогда положительных героев родило на свет, к примеру, 'Посетителя музея' Александра Хакимова (совестливый охотник из 'Возвращения' превращен в убийцу- ксенофоба). Присутствует в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука, чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац - и невнятица на уровне общего замысла. Еще в 'Солдатах Вавилона' Лазарчук выдал за роман ком, слепленный из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить нечто стройное в импрессионистическом буйстве красок, ему требовалось отойти от полотна на расстояние бесконечности... Все эти недостатки присутствуют и в недавно изданном сборнике Лазарчука 'Из темноты'. Выстроить связный сюжет для автора задача по-прежнему непосильная. Прокламируя свою принадлежность к 'школе Стругацких', он не смог перенять у мэтров главного - умения писать сюжетно, не теряя при этом глубины. Пройти по тонкой грани между заумью и пошлостью ему не дано.

Как спасти Россию 'Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут'. Такие вирши предлагались героями Стругацких в стенгазету НИИЧАВО, но были отвергнуты: мол, не годится, не наши методы, пропаганда телесных наказаний.

Знали бы эти гуманисты, что из-за их дряблости Россия едва не погибла, захлебнувшись в мутной волне преступности. Хулигана Хому Брута не в стенгазете надо было песочить, а из 'магнума' в сердце и контрольку в голову. За пьянство в общественных местах, за нерыцарское отношение к Панночке, за хамские высказывания в адрес Вия. И вообще Брут - не русская фамилия...

Олег Дивов, автор романа 'Выбраковка', иллюстрирует сегодня еще одну тенденцию творческой переработки принципов отечественной НФ. Он делает вид, что написал антиутопию - типа '451° по Фаренгейту'. Но тщетно. При чтении тонкая оболочка антиутопии рвется, и из-под нее скалит зубы утопия. По Дивову, Россию спасут судьбоносные указы: они упростят систему судопроизводства, передав большую часть правоохранительных функций сотрудникам Агентства социальной безопасности - людям, которым будет дозволено стать одновременно и оперативниками, и прокурорами, и палачами. Главный герой романа объясняет, как нужно себя вести. Кавказец высунется дать пенделя. Приезжий 'авторитет'

поднимет хай - пристрелить на фиг. И все будет хорошо. Понятно, никто не может запретить Дивову такое писать, а издательству - публиковать.

Печально другое: идеи 'Выбраковки' пользуются успехом. Для поколения, не знающего ГУЛАГа, диктата спецслужб и удушающего безгласия, тоталитаризм выглядит 'бумажным тигром', абстрактной разновидностью наименьшего зла, нормальной платой за безопасность и полную миску.

В одной