безразличные автомобили. Заскучавшая собака шла на расстоянии и вяло махала хвостом при каждом взгляде Ульшина - искала дружбы. Может быть, ей был просто интересен голый человек.
Светлана отнеслась с пониманием. Всю ночь она гладила Ульшина по голове и шептала разные успокаивающие слова, а заснула только под утро. Утром она приготовила легкий завтрак и попросила Ульшина одеться.
- Не могу, - ответил Ульшин.
- Как это не могу?
- Я не могу дотронуться до одежды, я уже пробовал. Как только я протягиваю руку, мне кажется, что оно там.
- Но ты же не собираешься прожить остаток жизни голым?
Ульшин печально помолчал.
- Смотри, - сказала Светлана и потрясла в воздухе рубашкой для убедительности, - тут их нет.
Ульшин снова ничего не сказал.
- Хорошо, давай я тебе помогу, - Светлана надула губки и стала совсем некрасивой. Она была некрасивой с детства и, конечно, знала об этом, и пробовала что-нибудь сделать с внешностью. Она красила волосы в неправдоподобный черный цвет, носила в ушах огромные сережки позолоченные, в форме шестигранных гаек, волосы перевязывала черной лентой так, чтобы они торчали торчком, носила семь дешевых серебрянных перстней и не носила золотого кольца, красила губы в ужасно яркий цвет прелого кирпича, покупала (в меру возможностей мужа) дорогую одежду, которая ей ни капли не шла - то есть выглядела вполне вульгарно, но на самом деле была исключительно хорошим человеком с легким умопомрачением в вопросах внешности. Нестор знал об этом и научился ее внешность не замечать. Целовались они только в темноте.
Она попробовала надеть рубашку на мужа, но Ульшин вырвался. В его глазах медленно остывало безумие. Светлана уткнулась в рубашку и заплакала - без слез, чтобы не оставить пятен на ткани. Ульшин рассеяно зашагал по комнате.
- А если вызвать врача? - спросила она.
- Я согласен.
- Тогда на работу ты сегодня не пойдешь, - Светлана сразу успокоилась, найдя решение, - я позвоню и скажу что ты заболел.
- Я сам могу позвонить.
- Ничего ты не можешь.
Ульшин в душе согласился.
В половину двенадцатого передали радионовости. Среди всякой дребедени прозвучала серьезная нота: кто-то из местного начальства уверял, что слухи о появлении синих скорпионов это глупая ложь, потому что таких в природе не бывает. После выступления начальника выступил шут и объяснил, что пауки и скорпионы мерещатся только после определенной дозы. А тот, кто пугает население, должен нести ответственность, желательно уголовную, вот так. Светлана поняла намек.
С врачом им очень повезло, женщина оказалась понимающей.
- Я не могу вам поверить, - сказала врач.
- Вы хотите сказать, что я вру? - немного разогрелся Ульшин.
Он сидел за самодельной ширмой из цветной простыни, цветная меньше просвечивалась. До прихода врача он пробовал обернуться простыней или полотенцем, но не смог: при одной мысли об этом леденели руки.
- Нет, - сказала врач, - я вам верю, успокойтесь, я сказала: 'я не _могу_ вам поверить'. Вы разницу чувствуете?
- Нет.
- Тогда нужно слушать радио. Никаких скорпионов нет, потому что их быть не может. Тем более синих или фиолетовых. А если они есть, то меня выгонят с работы. Поэтому поверить вам я не _могу_.
- Не преувеличивайте, - сказала Светлана. Сейчас же все таки не восемьдесят шестой год.
- Это мало что меняет, - ответила врач. - В прошлом году мой коллега зафиксировал случай холеры, заболела одна старушка, была очень запущена, в общем, безнадежна. Она потом все равно умерла. А врач пропал, хороший был человек, работал до этого восемнадцать лет на одном месте. И где он теперь?
- Но в прошлом году холеры не было, - сказал Нестор.
- Как раз после этого случая стали говорить, что ее, к счастью, не было. Но я вам ничего не говорила.
- Тогда что будет со мной? Меня отправят в сумасшедший дом?
- Если вы будете настаивать.
- Тогда что мне делать?
- Придумать новую версию. Например, вас чуть было не укусила гадюка. Гадюка подходит?
- Вам виднее, - сказал Ульшин.
- У вас был эмоциональный шок, но это не повод для сумасшедшего дома, тем более что все сумасшедшие дома переполнены.
- Все?
- Ну да, в пригороде есть еще восемь. Только об этом мало говорят. Плохая наследственность, слишком много пьем.
- А что будет со мной?
- Я выпишу больничный. Если через неделю не станет лучше, придется принимать лекарство. Не беспокойтесь, то что с вами, всегда проходит рано или поздно. Через несколько дней вы сможете одеться и выйти из дома. Не советую вам обращаться к психиатру.
- Почему?
- У вас очень редкий случай одеждобоязни. Они обязательно заинтересуютя и начнут вас изучать. Вы проговоритесь.
Сына Андревны звали Яшей. Он был высок, тонок и даже чем-то красив. Он гулял по бульвару в черных джинсах, которые обтягивали его ноги (ноги тонкие как спички и изогнутые буквой 'о'), в белой рубашке, из под которой торчала черная, в тон, майка, в туфлях с золотыми пряжками и на высоких каблуках. Одной рукой он потряхивал связку ключей, а пальцы другой засунул в карман джинсов. Его глаза провожали гуляющих девушек, но без особого рвения.
Он сел на скамью, вынул руку из кармана и стал обдирать зеленую краску. Как и мать, он не выносил безделья.
- О! - сказал он и от души засмеялся:
На скамейке сидел маленький фиолетовый скорпион.
Яша вынул коробок и высыпал спички на тротуар. Подобрав одну, он затолкал скорпиона в коробочку и закрыл. Потом встал и направился к дому, продолжая теребить ключи.
Дома он посадил скорпиона в стеклянную банку и попробовал кормить. Больше всего скорпиону понравилась куриная косточка. Хотя косточка была сырой и твердой, скорпион разгрыз ее без усилий. Яша бросил ему горящий окурок. Скорпион потушил окурок и отполз в сторону.
- Ого! - сказал Яша и снова засмеялся.
Потом он забыл о скорпионе и занялся делом: разделся голый и без стеснения вышел в огород. Там он открыл кран и стал поливать себя холодной водой. Глазами он провожал девушек, проходивших за заборчиком, но без особенного рвения. Девушки шуршали платьями на ветру. Пахло свежим сеном. Яша вдруг закричал лихую песню и напугал девушек, кошку Мурку, растаявшую на солнце, и несколько соседских собак. Собаки залаяли, а девушки покрутили пальцем у виска, не оборачиваясь. Мурки уже и след простыл. Яша поднял кусочек кирпича и бросил его, стараясь попасть в ствол яблони. Не попал.
Яша обслуживал местных богатеек, тех, кому за сорок. Работа превосходно оплачивалась, но была тяжелой и требовала напряжения всех сил, а также хорошей спортивной формы и телесной чистоты перед сеансом. На девушек совсем не оставалось времени, девушки потом, как у пилотов. На вырученные деньги Яша ничего не покупал - деньги девались неизвестно куда. Впрочем, это Яшу не заботило, ему нравился процесс.
Искупавшись, он надел рабочую форму (черные брюки и майка) и отправился работать. День предстоял тяжелый.
...Он вернулся поздно, сел в кресло и выдавил в рот банку пива. Пил он мало и только некрепкое:
