Стихи

Козлов ИванСтихи

И.И.КОЗЛОВ

Иван Иванович Козлов родился в Москве в 1779 году. Он происходил из старинного дворянского рода, его отец был статс-секретарем императрицы Екатерины II. Мальчик получил блестящее домашнее образование, пяти лет его записали в гвардейский Измайловский полк, и к восемнадцати годам, когда пора было начинать службу, он уже имел офицерский чин. Но Козлов предпочел военной карьере статскую и вскоре стал чиновником в канцелярии московского генерал-прокурора. 'Блестящий гвардейский офицер, позднее чиновник на хорошей дороге, он славился как франт и танцор в Москве' - таким предстает Козлов 1800-х годов в воспоминаниях современника. В 1812 году он был одним из самых деятельных работников в специальном комитете по организации Московского ополчения и покинул Москву лишь накануне вступления в нее французов. В 1813 году Козлов перешел на службу в Департамент государственных имуществ и переехал в Петербург. Но в 1818 году его постигло страшное несчастье - у него парализовало ноги, а три года спустя он к тому же ослеп. Деятельная натура Козлова не могла примириться с тем, что судьба обрекла его на бездеятельность. Если раньше внешняя сторона жизни - служба, светское общение - как бы оттесняла на задний план и заслоняла внутреннюю духовную жизнь, то теперь именно она стала главным содержанием его бытия. Давняя любовь к литературе, которая сдружила его с Жуковском еще в 1800-е годы, в Москве, оказалось, была не просто интересом образованного человека к изящной словесности, но за ней скрывался поэтический талант, безотчетно тяготевший к родной стихии. В сорок два года Козлов написал первые свои стихотворения. Но в них он обнаружил такую поэтическую зрелость, что их никак нельзя назвать ученическими. Период учебы и подготовки Козлов пережил в душе и уме до тою, как записал на бума! о первые стихотворные строки. В. А. Жуковский писал о нем: 'Несчастье сделало его поэтом, и годы страданий были самыми деятельными годами ума его Знавши прежде совершенно французский и итальянский язык, он уже на одре болезни, лишенный зрения, выучился по-английски и по-немецки.. он знал наизусть всего Байрона, все поэмы Вальтера Скотта, лучшие места из Шекспира, так же, как прежде всего Расина, Тасса и главные места из Дате'. Творчество Козлова целиком принадлежит романтизму, он был и остался до конца учеником и последователем Жуковского, но привнес в поэтику русского романтизма новые ноты, получившие полное свое развитие у Лермонтова, поэма которого 'Мцыри' тесно связана с поэмой Козлова 'Чернец', Начав с переводов Байрона, Козлов вскоре приступил к созданию оригинальных произведений. В 1823-1824 годах он работает над поэмой 'Чернец', содержание которой составляет рассказ-исповедь монаха, который, мстя за гибель жены и ребенка, убил виновника их смерти. Став убийцей, он, по понятиям христианской религии, совершил грех; это мучит его, оп удалился в монастырь, чтобы забыть земные страсти, по и там не мог их забыть... Поэма имела необыкновенный успех. 'Слава Козлова,- писал Белинский,- была создана его 'Чернецом'... Она взяла обильную и полную дань с прекрасных глаз; ее знали наизусть и мужчины'. Козлов становится одним из известнейших и читаемых поэтов, тот же Белинский отмечал, что у 'Чернеца' было больше читателей, чем у поэм Пушкина. В доме Козлова на литературные вечера собираются все известные литераторы: Гнедич, Плетнев, Грибоедов, Жуковский, Дельвиг, Баратынский, поэты-декабристы Рылеев, Кюхельбекер и другие. Козлов пристально следит за всеми новостями литературной и общественной жизни. Он с восхищением относится к творчеству Пушкина. Когда вышел из печати 'Чернец', оп послал поэму Пушкину в Михайловское с надписью 'Милому Александру Сергеевичу Пушкину от автора'. Пушкин писал брату Льву (через которого и была послана книга): 'Подпись слепого поэта тронула меня несказанно. Повесть его прелесть; сердись он, не сердись, а хотел простить - простить не мог достойно Байрона. Видение, конец прекрасны. 'Послание', может быть, лучше поэмы,- по крайней мере, ужасное место, где поэт описывает свое затмение, останется вечным образцом мучительной поэзии. Хочется отвечать ему стихами; если успею, пошлю их с этим письмом...' Вот эти стихи Пушкина:

Певец, когда перед тобой Во мгле сокрылся мир земной, Мгновенно твой проснулся гений, На все минувшее воззрел

И в хоре дивных привидений Он песни дивные запел. О милый брат, какие звуки! В слезах восторга внемлю им. Небесным пением своим Он усыпил земные муки; Тебе он создал новый мир; Ты в нем и видишь, и летаешь, И вновь живешь, и обнимаешь

Разбитый юности кумир. А я, коль стих единый мой Тебе мгновенье дал отрады, Я не хочу другой награды

Недаром темною стезей Я проходил пустыню мира; О нет! недаром жизнь и лира Мне были вверены судьбой!

Произведения Козлова отличает высокий художественный уровень, они необычайно музыкальны, на ряд его стихотворений, таких, как 'Вечерний звон', 'Венецианская ночь' и другие, были написаны романсы, популярные до сих пор. Но не только их мелодичность и поэтичность привлекала читателей в произведениях Козлова. Они чутко отражали общественное настроение. Сочувствие русского общества освободительной борьбе греков отразилось в стихотворении 'Пленный грек в темнице'; 'Чернец' создавался, когда в тайном декабристском обществе горячо дебатирсвался вопрос о нравственном праве на цареубийство; написанная в 1828 году историческая поэма 'Княжпа Долгорукая' - о судьбе женщины, последовавшей в начале XVIII века за мужем в ссылку, вызывала мысли о женах декабристов. Козлов умер в 1840 году,

КИЕВ

О Киев-град, где с верою святою Зажглася жизнь в краю у нас родном, Где светлый крест с Печорскою главою Горит звездой на небе голубом, Где стелются зеленой пеленою Поля твои в раздолье золотом И Днепр-река, под древними стенами, Кипит, шумит пенистыми волнами! Как часто я душой к тебе летаю, О светлый град, по сердцу мне родной! Как часто я в мечтах мой взор пленяю Священною твоею красотой! У Лаврских стен земное забываю И над Днепром брожу во тме ночной: В очах моих всё русское прямое Прекрасное, великое, святое. Уж месяц встал; Печерская сияет; Главы ее в волнах реки горят; Она душе века напоминает; Небесные там в подземелье спят; Над нею тень Владимира летает; Зубцы ее о славе говорят. Смотрю ли вдаль - везде мечта со мною, И милою всё дышит стариною. Там витязи сражались удалые, Могучие, за родину в полях; Красою здесь цвели княжны младые, Стыдливые, в высоких теремах, И пел Баян им битвы роковые, И тайный жар таился в их сердцах. Но полночь бьет, звук меди умирает; К минувшим дшш еще день улетает.

Где ж смелые, которые сражались, Чей острый меч, как молния, сверкал? Где та краса, которой все пленялись, Чей милый взгляд свободу отнимал? Где тот певец, чьим пеньем восхищались? Ах, вещий бог на всё мне отвечал! И ты один под башнями святыми Шумишь, о Днепр, волнами вековыми!

1824

БАЙРОН А. С. Пушкину

But I have lived and have not lived m vain. [Но что ж? я жил, и жил недаром (англ.).] [Лорд Бейрон происходит от царей: шотландский король Иаков II был предок его по матери, (Примеч. автора)]

Среди Альбиона туманных холмов, В долине, тиши обреченной,

В наследственном замке, под тенью дубов, Певец возрастал вдохновенный. И царская кровь в вдохновенном текла, И золота много судьбина дала;

Но юноша, гордый, прелестный, Высокого сана светлее душой, Казну его знают вдова с сиротой, И звон его арфы чудесный.

И в бурных порывах всех чувств молодых Всегда вольнолюбье дышало, И острое пламя страстей роковых В душе горделивой пылало.

Встревожен дух юный; без горя печаль За призраком тайным влечет его вдаль И волны под ним зашумели! Он арфу хватает дрожащей рукой,

Он жмет ее к сердцу с угрюмой тоской, Таинственно струны звенели. Скитался он долго в восточных краях И чудную славил природу;

Под радостным небом в душистых лесах Он пел угнетенным свободу; Страданий любви иступленной певец, Он высказал сердцу все тайны сердец,

Все буйных страстей упоенья; То радугой блещет, то в мраке ночном Сзывает он тени волшебным жезлом И грозно-прелестны виденья.

И время задумчиво в песнях текло; И дивные песни венчали Лучами бессмертья младое чело, Но мрака с лица не согнали.

Уныло он смотрит на свет и людей; Он бурно жизнь отжил весною своей, Надеждам он верить страшился; Дум тяжких, глубоких в нем видны черты;

Кипучая бездна огня и мечты, Душа его с горем дружится. Но розы нежнее, свежее лилей Мальвины красы молодые,

Пленительны взоры сапфирных очей И кудри ее золотые; Певец, изумленный, к ней сердцем летит, Любви непорочной звезда им горит,

Увядшей расцвел он душою; Но злоба шипела, дышала бедой, И мгла, как ужасный покров гробовой, Простерлась над юной четою.

Так светлые воды, красуясь, текут И ясность небес отражают; Но, встретя каменья, мутятся, ревут И шумно свой ток разделяют.

Певец раздражился, но мстить не хотел, На рок непреклонный с презреньем смотрел; Но в горести дикой, надменной И в бешенстве страсти, в безумьи любви

Мученьем, отрадой ему на земли Лишь образ ее незабвенный! И снова он мчится по грозным волнам; Он бросил магнит путеводный,

С убитой душой по лесам, по горам Скитаясь, как странник безродный. Он смотрит, он внемлет, как вихри свистят, Как молнии вьются, как громы гремят

И с гулом в горах умирают. О вихри! о громы! скажите вы мне: В какой же высокой, безвестной стране Душевные бури стихают?

С полпочной луною беседует он, Минувшее горестно будит; Желаньем