стакан с водой, а в другой - кисточку. Я спросил очень вежливым тоном:
- Извините, мы не помешали?
- Входите, - сказал редактор.
Мы все трое вошли в комнату.
- Тут у нас одна заметочка есть, - снова очень вежливо сказал я и протянул редактору листок.
Тот взял заметку, подошел к Валерию, и они вместе начали читать. Мы стояли тихо-тихо. Только Мишка один раз фыркнул в кулак.
Редактор сложил заметку и спокойно сунул ее в карман.
- Что ж, мы это предвидели, - сказал он.
- Очень приятно, что предвидели, - ответил я. - Теперь позвольте узнать: наша заметка пойдет?
Кирилл посмотрел на меня в упор и отчеканил:
- Не пойдет.
- Ловко! - сказал Артамонов. - Это почему же?
- Неостроумно. У нас на эту тему получше материал. Хотя это и редакционная тайна, но, если желаете, можете посмотреть.
Мы подошли к столу, на котором лежала незаконченная газета.
Там был изображен крокодиленок, держащий за шиворот двух мальчишек: одного - круглого, как шар, другого - длинного, с оранжевыми волосами. Сама же заметка была написана так:
'К р о к о д и л е н о к. Чем вы занимались эти дни, такие-сякие?
З а м я т и н и П е л и к а н о в. Двоечников в стенгазете высмеивали.
К р о к о д и л е н о к. А что вчера натворили?
З а м я т и н и П е л и к а н о в. Двойки по физике получили'.
Внизу была приписка:
'О т р е д а к ц и и: Редакция считает данную критику справедливой и обязуется срочно ликвидировать двойки. Начиная с этого номера, 'Крокодиленок' будет выходить не через день, а дважды в неделю'.
- Скушали? - спросил Валерка.
Мы промямлили что-то невразумительное и убрались восвояси.
Решил во что бы то ни стало избавиться завтра от двойки по алгебре: формулы сокращенного умножения запишу на гранях карандаша. Представляете себе, что за адская работа мне предстоит? Выцарапывать иголкой буквы и цифры величиной с булавочную головку!
23 ф е в р а л я.
До сих пор не могу успокоиться, столько было сегодня переживаний.
Во-первых, Киркина заметка про самого себя только увеличила славу 'Крокодиленка'. Ребята кричали:
- Вот это газета! Вот это действительно невзирая на лица!
Во-вторых, я с помощью карандаша благополучно получил тройку по алгебре.
В-третьих, у Валерки разболелся зуб, он ушел к врачу с последнего урока, и Кирилл остался без телохранителя.
Я уже спустился в раздевалку, но тут вспомнил, что оставил в классе тот самый карандаш. Пришлось возвращаться.
В пустом коридоре третьего этажа я увидел Артамонова, который расхаживал возле двери пионерской комнаты и угрюмо поглядывал на нее. Меня он не заметил, потому что я стоял на площадке лестницы, за углом. Я сразу забыл про карандаш. Я понял, чем это пахнет.
Дверь пионерской комнаты открылась, и оттуда вышел редактор. Конечно, ему стало очень не по себе, когда он увидел Артамонова. Но он сделал равнодушное лицо и неторопливо направился к лестнице.
Артамонов тоже сделал равнодушное лицо и пошел следом. Я притаился между стеной и створкой двери, а когда редактор с Михаилом прошли, стал красться за ними.
В раздевалке Замятин очень долго натягивал шубу, поправлял калоши и старался делать вид, что не замечает Артамонова, а тот, уже одетый, поглядывал в зеркало и напевал:
- 'Жил-был у бабушки серенький козлик...'
Наконец они ушли, все с теми же равнодушными лицами.
Через полминуты я, уже одетый, выскочил на улицу.
Переулок, в котором находилась школа, был тихий, почти безлюдный. Вдоль тротуаров тянулись кучи снега, похожие на горные хребты.
Кирилл с Михаилом шагали неторопливо, словно прогуливаясь: впереди редактор, в черной шубе и шапке с ушами, сзади - Артамонов, в валенках, меховой куртке и кубанке, сдвинутой набекрень.
Метрах в пятидесяти от школы Кирилл вдруг остановился и обернулся.
- Бить собираешься, а? - сказал он вызывающим тоном.
Артамонов что-то ответил, но я не расслышал.
- Ну на, бей! Все равно ты меня этим не сломишь... Ну, что ж ты не бьешь? Бей!
Артамонов бить редактора не стал. Он сгреб его и поставил головой в снег.
И тут... тут я понял, что должен делать. Сейчас Кирилл узнает, что такое настоящая дружба! Сейчас он поймет, над каким человеком издевался он в своей газете!
Я подбежал к Михаилу и остановился перед ним, быстро-быстро приговаривая:
- Чего ты лезешь, чего ты лезешь, чего ты дерешься?
Артамонов так же быстро ответил:
- А чего тебе надо, чего тебе надо, чего тебе надо?
- Ну-ну, петухи! - раздался над нами строгий голос.
Какой-то прохожий развел нас в стороны.
Тут мы увидели, что из школы выходят педагоги.
- Ладно, редактор, попадешься еще! - сказал Артамонов и убежал.
Я обернулся к Замятину. Шапка редактора лежала на тротуаре, голова его была облеплена снегом, но почему-то он все-таки имел довольный вид.
- Больно? - спросил я.
- Чепуха! Я к этому был готов, - ответил редактор, вытирая лицо. Нас этим не сломишь!.. А тебе - спасибо. Ты благородно поступил. Руку!
Мы крепко пожали друг другу руки. Я так был взволнован, что даже не мог говорить.
Редактор вытряхивал снег из-за воротника. Лицо его снова стало хмурым:
- Только вот что, Семен... Ты только не обижайся, но мы тебя опять запланировали.
Я молчал. Молчал и Кирилл.
- Понимаешь, дружба дружбой, а принцип принципом. Мы тебя запланировали на тему о шпаргалках.
Я плюнул в сторону, повернулся и пошел.
- Хочешь, я тебе по алгебре помогу? - каким-то жалобным голосом спросил редактор.
Я, конечно, даже не оглянулся.
24 ф е в р а л я.
Настроение паршивое. Сегодня подошел к Михаилу и сказал:
- Артамонов, я вчера был неправ. Теперь я пальцем о палец не ударю, если ты... Ну, в общем, ты понимаешь.
Артамонов опустил голову, подумал и вздохнул:
- Что в этом толку! Его поколотишь, а он только гордиться будет: мол, за принципы пострадал. Заметил? Он даже никому не пожаловался на вчерашнее!
25 ф е в р а л я. 6 ч а с о в 30 м и н у т.
Сережа Бодров ликвидировал двойку по русскому и химии. Теперь у него только одна: по алгебре.
Завтра снова выйдет 'Крокодиленок', и снова я буду там висеть. Удивительно, как это у Замятина хватает изобретательности: пишет все об одном и том же да об одних и тех же, и каждый раз по-новому!
Только сейчас у меня явилась интересная мысль: 'А что было бы с 'Крокодиленком', если бы Артамонов, Бодров и я перестали получать двойки и заниматься болтовней на уроках? Где бы тогда редакторы нашли материал, чтобы выпускать газету? Ведь, кроме нас, в классе нет больше двоечников!'
Над этим стоит подумать.
6 ч а с о в 50 м и н у т.
Нет, это здорово! Представляю себе,
