каких много было в подвале замка. Две простые кровати, покрытые белыми покрывалами. Маленький коврик перед каждой из кроватей – скромная уступка комфорту. Через дверь в соседнее помещение видны были простейшие удобства.
Спартанские условия, но ничего жуткого.
– Отличное местечко для содержания принцесс, – как ни крепилась, дрожи в голосе она скрыть не сумела.
– Роз…
– Ничего. Все равно лучше, чем Йоркшир. – Она осторожно подергала дверь. – Закрыто.
– Черт, Роз…
– Все в порядке, – прошептала она.
– Ты не будешь сильно возражать, если я обниму тебя? – спросил Ник.
– Я…
– Видишь ли, я недолюбливаю закрытые помещения, – признался он. – По-моему, это клаустрофобия.
– Да?
– Меня надо поддержать, – и он заключил ее в объятия.
У него клаустрофобия?
Что-то не верится. Он говорит так, потому что считает, что она сама нуждается в поддержке. И он совершенно прав. Тут очень, очень страшно. И где сейчас бедный Хоппи?
Она позволила ему обнять себя. Объятия ему нужны, чтобы преодолеть страх? Должно быть, он прав, страх прошел. Осталось лишь ощущение его силы, уверенности в себе. У этого мужчины репутация бабника, и ясно почему. Какая женщина перед ним устоит?
– Эй, все хорошо. Все хорошо, Роз. Это всего лишь кратковременный неприятный эпизод. Мы скоро выберемся отсюда, увидишь.
– Предполагалось, что это ты боишься, – огрызнулась она, но не вырвалась. Пусть еще немного погладит ее по голове.
– Кто-нибудь позаботиться о Хоппи. – Удивительно, он словно слышит ее мысли.
– Хоппи истратил всего пару своих жизней. Чего о нем волноваться?
– Ты перестала бы быть собой, не волнуясь о нем. Ведь потому ты и оставалась так долго с родителями мужа?
Она нахмурилась, но все возмущение приняло на себя его сильное и теплое плечо. Пока еще она не собиралась вырываться.
– Это еще при чем?
– Ни при чем. Мы же в тюрьме. И вполне можем занять время, общаясь.
– Обнимаясь.
– И разговаривая. Спасая меня от клаустрофобии.
– Нет у тебя никакой клаустрофобии.
– Только отойди от меня, и я начну лезть, на стену. И орать. Этого ты добиваешься?
В его глазах блестел смех, опровергающий его уверения. Этот человек опасен, сказала она себе. Вся ситуация опасна, но самое опасное в ней то, что она заперта наедине с Ником.
– Спасайся сам. – Отойдя, она села на одну из кроватей, ожидая, что та спружинит. Как бы не так. Матрас лежал на досках. – Жесткая, как камень. – Он попытался сесть рядом, но она переместилась к середине, не давая ему такой возможности. – Прыгай на своей кровати.
– Какое ж тут удовольствие?
– В том, что происходит, никакого удовольствия быть не может.
– Притворимся, что может. – Он послушно сел на другую кровать и взглянул на нее с улыбкой, которую послушной назвать никак было нельзя. – Просто чтобы уберечь меня от клаустрофобии.
– Закругляйся уже с этой клаустрофобией.
– Приказывать в таком случае – гиблое дело. Вот мой вариант: отвлечь – гораздо эффективнее.
– Сколько они могут нас тут продержать?
Он пожал плечами.
– Кто их знает. – Внезапно он посерьезнел. Но мы славно поработали. Познакомили с нашим вариантом множество людей. Эрхард говорил, что эту страну подавляли так долго, что для взрыва достаточно искры.
– И мы в центре.
– Нет, потому что являемся альтернативой взрыву. Эти люди не желают анархии – не зря же они так долго мирились с самыми ужасными правителями. Следовательно, с нами они могут сохранить порядок. Им лишь надо настоять на выполнении закона.
– Как же они это сделают? Вежливо попросят Джулиану и Жака освободить место?
– Понятия не имею.
– Ты ринулся в это так же слепо, как и я.
– Возможно, не так. Меня поддерживали многие знакомые. И брат.
– Брат, – машинально повторила она.
– У меня шесть сводных братьев. Блэйк работает в той же фирме, что и я. В случае чего звони мне, сказал он, когда я уезжал. Я позвонил.
– И Блэйк приедет с бригадой вооруженных десантников.
– До этого не дойдет.
– Ты уверен?
– Нет, – сознался он.
– У Блэйка же нет своей армии?
– Хм, нет.
– А моя собака сейчас скитается по стране, одинокая и беззащитная.
– Тоже нет.
– Лягу-ка я спать. – Она вновь похлопала по кровати. – Наш разговор ни к чему не приведет.
– Ты будешь спать?
– Уже почти полночь. Почему нет? Как по-твоему, если попросить по-хорошему, не отдадут они наш багаж?
– Хм…
– Этого ты тоже не знаешь. – Она вздохнула. И неожиданно просияла: – О, везет мне.
– Везет?
Роз порылась в кармане и с торжеством извлекла зубную щетку в футляре и полупустой тюбик зубной пасты.
– Бьюсь об заклад, что юристы высокого полета при себе зубной пасты не держат, – самодовольно заявила она.
– Хм… нет. Откуда она у тебя?
– Что значит запасливость! Я провозилась с коровой дотемна, а фермер попросил еще задержаться, пока опоросится свинья. Домой было некогда возвращаться, пришлось заночевать у них на кушетке. Отсюда зубная паста. – Она улыбнулась. – Ее я тебе ссужу, но предупреждаю – придется воспользоваться пальцем, потому что зубными щетками я не делюсь. Даже если мы поженимся, в чем я начинаю сомневаться.
И она вошла в ванную комнату.
Она спала. Ник был искренне поражен. Просто закрыть глаза и уснуть… Это великая способность. Хотелось бы ему обладать ею. Даже ребенком он боялся засыпать. Когда ты спишь, может случиться что- нибудь дурное.
Откуда такая уверенность? Вероятно, виной тому смутная фигура матери и тени, вечно окружающие ее. Люди, приходящие в темноте, слезы матери, ее внезапные исчезновения. Он тогда просыпался, а ее не было.
Руби была достаточно разумна, чтобы понять: он никогда не избавится от ночных кошмаров. Поэтому должен научиться жить с ними. Памятуя уроки Руби, он не пытался сейчас уснуть. Просто лежал и смотрел в потолок. А после – на Роз. Час. Два. Воздух в комнате стал прохладнее.
