сумею защититься.
Дантон. Ты хуже всякой девчонки. Держись твердо! Подумай, ведь мы творим историю.
Камилл. Ах, какое мне дело до истории!
Молодой писец
Девушка
Писец
Дантон. Если хочешь снова быть с Люсилью, то не сиди с видом преступника, подавленного обрушившейся на него законной карой. Что ты там увидал?
Камилл. Смотри, Дантон, вон там...
Дантон. Что такое? Что ты мне показываешь?
Камилл. Около окна, этот юноша...
Дантон. Вон тот нахальный малый, по виду судейский писец, у которого прядь волос падает на глаза, тот, что щиплет девчонку?
Камилл. Так, ничего, что-то вроде галлюцинации. Мне представилось... мне представилось, что это я...
Дантон. Ты?
Камилл. Я вдруг увидел себя на его месте, будто это я слежу за процессом жирондистов, моих жертв. Ах, Дантон!
Во время этой сцены присяжные изучают документы, якобы подделанные Фабром.
Председатель. Фабр, вы продолжаете отрицать свою вину?
Народ разговаривает только во время пауз, а затем тотчас же умолкает и шикает на тех, кто продолжает болтать.
Фабр д'Эглантин
Фукье. Ты оскорбляешь правосудие и клевещешь на Робеспьера. В продажности тебя обвиняет не Робеспьер, а Камбон. В причастности к заговору тебя обвиняет не Робеспьер, а Билло-Варенн. Твоя страсть к интригам общеизвестна. Это она заставляет тебя вступать в гнусные заговоры и сочинять гнусные комедии.
Фабр. Постой!
В публике смех.
Кто-то в задних рядах. Что? Что он сказал?
Фукье. Подстрекаемый нездоровым любопытством, ты смотрел на Национальное собрание как на подобие театра, где можно разглядеть тайные пружины человеческой души, для того чтобы потом привести их в действие. Ты пользовался всеми пружинами: честолюбием одних, леностью других, мнительностью, завистью, — ты не брезговал решительно ничем. Благодаря этой своей беззастенчивой ловкости ты создал целую систему контрреволюции — потому ли, что твоя заносчивость и твой неуживчивый нрав находят себе удовлетворение в том, чтобы ниспровергать установленный порядок, из какого-то злостного пренебрежения к человеческому разуму, или, вернее, потому, что твой явный аристократизм и твоя алчность уже давно разжигались Питтом, который подкупал тебя для того, чтобы ты вредил Республике.
В публике ропот.
Давид. Что? Слыхали?
Народ. Да... Да...
Фукье. В девяносто втором году ты уже сносишься с врагами. Дантон посылает тебя к Дюмурье для преступных переговоров; благодаря этим переговорам уцелели остатки прусских войск.
В публике ропот.
Теперь я должен перейти к другим обвиняемым.
Народ. Ага! Ага!
Народ охвачен волнением и любопытством.
Фукье. Я временно перехожу к другим только потому, что им тоже не терпится, чтобы я сорвал с них маски. Но скоро я обращусь к тебе снова и покажу тот узел, где сходятся все нити этой чудовищной интриги.
Обвиняемые в волнении. Народ настораживается. Дантон говорит своим товарищам несколько ободряющих слов.
Фабр
Смех.
Председатель