радио он руководил еще и курсом на эстрадном отделении ГИТИСа, воспитывая новое поколение радиорежиссеров, ему было присвоено звание «заслуженный деятель искусств РСФСР».
Была у него особенно близкая и дорогая тема, тема Великой отечественной войны. Наверное, потому, что им самим было пройдено столько фронтовых дорог, когда война прервала на два года его занятия в Щепкинском училище на курсе Веры Николаевны Пашенной. К каждой дате войны он задумывал и осуществлял радиокомпозиции. Однажды мне довелось вместе с ним и Анатолием Софроновым работать над пятисерийным радиофильмом «Дорогами войны. Годы 41-45». Сценарий Андрея Крюкова включал произведения Софронова тех лет, а наряду с симфонической музыкой и песни Мокроусова, Блантера и многих других композиторов на стихи Софронова. Какая-то часть музыки была заказана композитору Кириллу Акимову, с которым Липовецкий одно время очень дружил. В то время Софронов был главным редактором «Огонька» и фактически придворным советским драматургом. Его пьесы шли на сценах почти всех наших театров, но, несмотря на соответствующую тематику, они имели успех у массового зрителя, так как автор хорошо понимал и чувствовал законы драматургии. Для сегодняшнего поколения Сафронов - фигура одиозная, и все-таки эту нашу совместную работу я вспоминаю с удовольствием и даже некоторым волнением и особенно те моменты, когда он заходил в студию и начинал читать ровным голосом свои стихи военных лет, да так, что бегали по телу мурашки. Такое же было ощущение и у Липовецкого.
А сколько «Добрых вечеров» было сделано с ним! Эта программа родилась десятилетием раньше, чем я пришла на радио. Липовецкий считал ее своим детищем. Тогда еще была написана специально для «Доброго вечера» песенка, которую исполнила ведущая Виктория Чаева (та самая актриса, которая дублировала Лолиту Торрес в нашем прокате). В то время, когда я с ней встретилась, она сама уже была режиссером дубляжа на киностудии им.Горького. Так вот, эта песенка со временем превратилась в заставку «Доброго вечера», и после колокольчиков обязательно шла уже без слов просто мелодия, которой также и заканчивалась программа. Эта программа считалась развлекательной и шла она в эфире в субботу вечером.
Липовецкий был человеком стихийным, увлекающимся, одержимым всякими идеями, любил импровизацию в режиссуре и любил творить свой спектакль вместе с актерами, владеющими этим искусством импро-визировать. На артистов он никогда не повышал голоса, зато редакторам доставалось часто. Во время записи он не терпел советов, это мешало ему, но мы, редакторы, не всегда это понимали, пытаясь навязать ему свое видение. Вспоминаю, как после записи «Добрых вечеров», когда оператор начинал монтировать текст, он часто исчезал куда-то вместе с артистами. На монтаж мы его ждали час, другой, и неожиданно появившись, а уже с порога раздавался его голос: «Мотор!», он сразу же садился за пульт, при этом, одаривая всех, ожидавших его, пирожками или берлинским печеньем из цдэловского буфета - Дом литераторов был его любимым местом, так же, как и Дом архитекторов, куда он обычно заглядывал с друзьями пропустить рюмку, другую. Это он познакомил меня с Раисой Ильиной, которая начинала работать у него ассистентом. Только потом я узнала, что она и есть актриса Раиса Свиридова, которую я видела в нескольких мхатовских спектаклях.
Липовецкий прекрасно знал литературу, поэзию, сам неоднократно читал по радио. До прихода сюда был артистом Камерного театра, куда был принят по окончании уже после войны Щепкинского училища, работал с Таировым, начинал пробовать свои режиссерские силы в Литературном театре под руководством Константина Вахтерова. В спектакле Камерного театра «Мадам Бовари» был партнером Алисы Коонен - играл очень драматично небольшую роль Жюстена, ученика аптекаря, у которого Эмма Бовари берет яд для травли мышей. Давая ей этот порошок, он вдруг понимает, что предназначен он для нее самой. И когда она уходит, Жюстен - Липовецкий, едва сдерживая рыдания, почти что шепотом, ей вслед произносит: «Зачем вы это сделали, мадам, зачем вы это сделали?» Я слушала запись радиокомпозиции этого спектакля, которая была сделана в то время, когда уже не существовал Камерный театр, и не было в живых Александра Яковлевича Таирова. Были все те же, немного постаревшие актеры, но их голоса звучали молодо, и так же, как когда-то моих родителей, видевших этот спектакль в театре, потрясала в роли Эммы великая трагическая актриса Алиса Коонен. А записан был этот радиоспектакль Анатолием Липовецким.
Мне посчастливилось встретиться с Алисой Георгиевной, когда она приезжала на запись передачи «Музыка к драматическим спектаклям». Рассказывала она о Дмитрии Борисовиче Кабалевском, о знаменитом его вальсе к спектаклю «Мадам Бовари». После записи мы зашли в редакционную комнату. Помню, что был очень солнечный день, и ее освещенные солнцем глаза становились какого-то необыкновенного изумрудного цвета. Она весело подтрунивала над Толей Липовецким, а он как всегда блестяще парировал ей.
Не раз творчеству Липовецкого сопутствовала тема Сольвейг. «Пер Гюнт» Ибсена и Грига стал его долгой привязанностью. Он время от времени возвращался к этой пьесе, но каждый новый вариант был не похож на предыдущий. Помню его постановку в концертном исполнении, где все женские персонажи играла одна актриса - Светлана Мизери. Это было его режиссерским ходом: для Пер Гюнта во всех женских лицах отражалось одно лицо, и это было лицо Сольвейг, которое все время как бы напоминало ему о себе. Очень интересен был в роли пуговичника артист театра им.Маяковского Борис Шворин (в этом концертном варианте было занято только три актера). Менялись оркестры, дирижеры, актеры, но в роли Пер Гюнта многие годы оставался Михаил Постников, казалось, уже сросшийся с этим образом. Но Липовецкий никогда не успокаивался на достигнутом, и в последней своей постановке «Пер Гюнта», а это была радиопостановка, он взглянул на этот образ несколько иначе. Так вошел в новый спектакль «Пер Гюнт» в заглавной роли Николай Караченцов. И это стало открытием совсем другого, непривычного нам Караченцова.
Толя любил артистов, с которыми работал, и умел с ними дружить, да и не только с ними. Может быть, настоящих друзей было не так много, но они были: и его питерский друг Иосиф Конопацкий (Юза), и артист театра им.Пушкина Агрий Аугшкап (Агрик), и артист Москонцерта, прекрасный чтец Анатолий Степин, и таллиннский радиожурналист Константин Любченко, автор большого радиоочерка о Георге Отсе (Толя часто бывал у него в Таллинне). И, конечно, Олег Стриженов, которого он не называл иначе, как Олежик. Зная об их длительной дружбе, я была очень удивлена, что в своей книге «Исповедь» Стриженов даже не упомянул имя Липовецкого. И мне кажется, было бы несправедливым умолчать о том искреннем, как мне показалось, выступлении Стриженова в моей передаче, посвященной памяти его друга. Вот о чем он тогда сказал:
