Хозяину на эти эксперименты наплевать с корявой сыктывкарской колокольни. Ему деревянные кубометры нужны, у него план по лесозаготовке. Ему управа огнем в жопу дышит: план, план, план!

А тут из министерства ну очень внутренних дел секретная ксива приходит: «Подготовить списки отрицательно настроенных осужденных, для этапирования данных осужденных в спец-учреждение» тчк. Дальше неразборчиво.

Думаешь, хотя бы один из уважающих себя лагерных начальников бросился эти филькины малявы исполнять? Думаешь, хотя бы один начальник зоны, особенно лесной зоны, будучи в трезвом разуме, расстанется по доброй воле с блат комитетом?

Блатные лагерь изнутри держат, не позволяют смуте нестойкие умы охватить. У них, разумеется, свой интерес, но план по лесоповалу никто срывать не собирается. А напротив даже — план есть спокойствие администрации. Спокойствие администрации есть арестантский комфорт. То есть, будет план по лесу, будет и комфорт.

Правильно! В эти похоронные списки попали именно те, кто в круговую поруку не вписался, кто с претензиями, да непри делах. Или при делах, но со старой закалкой. Ворье настоящее, блатные настоящие. И далее — по личному усмотрению оперчасти в целом и каждого в отдельности.

Не удивлюсь тому, если узнаю, что опера совместно с перспективными арестантами эти списки обсуждали. А как иначе?

Когда нас в столыпинский вагон загружали, моя фамилия под номером один прозвучала. Шавки на поворотах тявкают, конвой прикладами в лопатки стучит, а я радуюсь, брат, радуюсь. Тому радуюсь, что эта сучья свора во мне главного своего врага увидела!

Я тебе говорю, случай был. Вор Малахай с Княжа откинулся и оставлять за лагерем некого было. Блатных как вшей на киче, а лагерь доверить некому.

Ко мне бесполезно с таким вопросом подходить. У меня репутация, знаешь, «один на льдине» называется. Оставил вор мужика.

Но мужика захавали быстро. «Мужик» — что за масть? Вроде бы и поблатнее нашлись… Короче, за положением стал некто Тусклый присматривать.

Через совсем короткое время, только освоившись, только во власть вцепившись, решил мне этот Тусклый за Покровскую крытую базар раскачать. Мешал я ему сильно. Совсем он тускнел. Никак он не мог с жуткой мыслью смириться, что в зоне и поблатнее его люди есть. О порядочности я уж и не говорю.

Так вот, сам ли он знал или шепнул ему кто, но решил он, козлиная голова, рамс один воскресить. Дело на Покровах было. Я там с одного заблудшего получал. И говорили, что не по понятиям я поступил тогда, не имел права в петушатник того черта гнать… Короче! Очень тогда Тусклый воодушевился.

Только он историю до конца не знал. Ему ее так преподнесли, что якобы базар открыт и вот он, дурища, может решение принять.

А финал той старой покровской истории, был закрытым. Как у Шекспира, когда все умерли. Нечего раскачивать. Он же не первый, кто такой порыв справедливости в себе обнаружил. Он еще вольными пирожками дристал, когда мне уважаемые граждане хотели заточку в селезенку пристроить.

Старые воры этот базар разбирали. И Совенок из Владимирского централа малявку пригнал, что воры меня знают. И раз уж я так поступил, то значит именно так и нужно было поступить, исходя из конкретных обстоятельств.

А этот главшпан чаморошный раскачивать начал…

Ха! Помнишь как одноногому Сильверу черную метку вручить пытались? «Черная метка… на библии… дурной знак». Для тех, кто качнуть Сильверу хотел — дурной знак.

Ну и что ты думаешь? Довел я базар до логического завершения? В одну минуту меня из лагеря в управленческий БУР вывезли. В одну минуту! Без вещей. А опер, который самолично сопровождал, читал мне лекцию о блатной жизни. «Нож, — говорит, — не по понятиям». Беспредельщик, говорит, Фашист. И о каждом слове, между мной и Тусклым произнесенным, осведомлен в подробностях.

Думаешь удивлен я был? Отнюдь, братан, отнюдь.

И ты пойми простую вещь, я никогда не собирался и не собираюсь ничего менять. Ни в себе, ни в окружающем мире. Все изменяется естественным путем, изменяется само, под воздействием времени Время — это главная сила любого изменения. Время и деньги.

Отрицать это глупо. Время и деньги формируют окружающий мир, хотим мы того или не хотим.

Но есть вещи, которые навсегда остаются в неизменном виде, как бы ни куражились над ними те, кто в сортирной проруби пытается персональный рай обнаружить.

И вот все эти неизменные вещи можно выразить простыми человеческими словами. Самыми простыми. Подлость человеческая не становится доблестью, трусость не превращается в отвагу… Хоть ты наизнанку вывернись, но любовь или ненависть ты не отменишь никакими постановлениями!

Есть чувства и есть качества. Они либо есть, либо их нет. И на дороге они не валяются. И по случаю не приобретаются. Вот эти чувства и качества формируют понятия.

Мои понятия.

Персональные.

Систему, где все называется своими именами. Только своими именами. Мусор — это тот, кто не по долгу службы, а исходя из личных побуждений глумится над людьми, пользуясь властью. А мент — это просто сотрудник, санитар общества. И барыга — это не просто коммерсант, а одержимый жаждой наживы. И лагерный завхоз — не всегда козел. И смотрящий за зоной — это чиновник в уголовной иерархии, со всеми присущими чиновнику функциями. Мужик — это трудяга. А черт — это тот, кто не знает своего места, да и себя самого тоже не знает.

Так жить проще. Всем проще. Конечно, мир не однозначен. Но, говорю тебе, есть вещи неименные. Назови их для себя и живи. Так проще.

Всем проще, кроме тех, кто заблудился, кто по натуре легавый, но судьба над ним покуражилась — в преступники определила. Или наоборот. И если какой-то прирожденный барыга приобрел себе пустой звук. А сам этот «авторитет» — просто барыга, то есть потенциальный потерпевший.

Поэтому я не стану безучастно наблюдать, как он души человеческие калечит. И при первой же возможности буду с него спрашивать по всей преступной жестокости. Не за то, что он тварь — это его личное несчастье. А за то, что благополучие свое за счет чужого горя поддерживает.

Впрочем, таких как я скоро не останется. Выведут нас как класс. Как усатый троцкистов извел. Говорю же, мне плевать на самого себя.

Нет противоречия.

Есть просто путь к смерти.

Знаешь, чем все остальные зеки от меня отличаются? Тем, что каждый из них мечтает дожить до конца срока. Вот беда-то.

Брат, я не Будда. В мире существует огромное число явлений, которые мне не понять никогда, потому что я просто не знаю об их существовании.

Но ведь есть и то, что всегда на виду. Достаточно иметь хоть какую-то, но твердую жизненную позицию, чтобы за короткое время четко установить сущность увиденного.

Жизненный опыт подсказывает мне, что не смотря на бесконечное различие человеческих натур и мировоззрений, воду, обыкновенную воду каждый способен отличить, например, от медведя. Это и есть общее правило.

А вот уже личное отношение и к воде, и к медведю бывает разным. Различным. Это отношение складывается из множества нюансов. От симпатии и антипатии, например. От склонностей и привычек — если ты настолько еще примитивен, что руководствуешься привычками, делая важный выбор. Или ты уже овладел понятием целесообразности — эволюционировал то есть. Тогда понимание сущности происходит куда быстрее и менее болезненно.

Скажу тебе, и не открою этим признанием новых Австралий, что у меня с детства были веские основания люто ненавидеть существующую власть в целом и каждого ее представителя в отдельности.

Но ведь это смешно. Глупо требовать отводы, чтобы она перестала быть мокрой. Обжигаясь, бессмысленно злиться на огонь. Миры пересекаются и наслаиваются друг на друга. И в одном мире, в одном мировоззрении обитают миллионы людей, а в другом — всего лишь один, может быть очень страшный человек. И собственная слепота не дает повод утверждать, что все едино, что мир — сплошное

Вы читаете Глухарь
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату