Сперва ребята двинулись пешком вдоль берега. Дорога над рекой неровная, каменистая, но другой, более короткой, нет. Когда миновали большой ажурный мост, перекинутый через Белую, ребятам пришлось сделать большой крюк — не попрешь же прямо через пристань!
Желая сократить путь, мальчишки двинулись не по улице, по которой обычно ходят люди и снуют машины, а направились напрямик, в сторону крутых известковых гор, где только козы пасутся.
Карабкались осторожно, цепляясь за выступы и страхуя друг друга. Лишь тогда, когда одолели последнюю крутизну, Борис-Кипарис, взглянув в бездну, оставшуюся позади, сказал:
— Я где-то читал: не каждая самая короткая дорога есть самый близкий путь.
Азамат подумал: «Тот человек, которому в голову пришла подобная мысль, наверное, тоже не любил карабкаться на крутые склоны».
Перед глазами ребят неожиданно возникли каменные громады, глубоко запрятанные за деревянным забором. Мальчишки невольно сбавили шаг и прислушались: но там, за забором, не было слышно ни одного голоса. В колонии жила одна тишина.
Карнач, фигура которого нежданно-негаданно выросла перед ребятами, не отличался особой вежливостью. Держался как заведенный. На все просьбы мальчишек и девчонок отвечал односложно, будто изрыгал из себя заранее заученные фразы:
— Не положено! Не можем. Не предусмотрено.
Азамат, убедившись в бесплодности своих усилий, вздохнул: «Такой дядя никого не пропустит и тем более никого не выпустит».
Когда мальчишки уже потеряли всякую надежду на свидание, к воротам колонии подкатила черная «Волга».
— По какому такому поводу демонстрация? — набросился майор на карнача. — Почему допустили?
Карнач повторил свои заученные фразы:
— Я им пояснил, что не положено и не можем допустить.
— Да, колония есть колония, и у нее не только железные ворота, но и железные правила внутреннего распорядка, — подтвердил майор, желая на своей машине проскользнуть в открывшиеся ворота. — Вертайтесь домой, мальчишки.
— Мы не просто мальчишки, — вдруг громко заявила Земфира. — Мы их друзья и за них в ответе.
— Друзья? Да еще в ответе? — с любопытством переспросил майор, задержав разбежавшуюся машину. Он на этот раз более внимательно взглянул на ребят.
Земфире ничего не стоило рассказать про Последнюю улицу, и про то, что и у Самата и у Синяка нет отцов, она тоже сказала. Как только майор смекнул, какую оплошность он сперва допустил, так сразу, без всяких лишних слов, приказал карначу вывести на свидание двух мальчишек с Последней улицы. Наверное, он очень уж уважал людей, пытающихся совершить доброе дело.
Но все же прошла целая вечность, пока снова распахнулась дверь проходной. После долгого ожидания, встретившись с глазу на глаз с Саматом и Синяком, все ребята вдруг растерялись. Целую минуту никто ничего не мог сказать. Смотрели друг на друга, словно незнакомые.
Колонисты выглядели точно полинявшие. Такое впечатление возникло, наверное, оттого, что оба они были наголо подстрижены.
Самат все еще робко глядел на брата и на всех остальных. Между тем Синяк как будто не замечал ребят, смотрел куда-то мимо них. Может, он глядел на реку или на облака? Вот те на!
— Ну, подавай лапу, Самат!
По-видимому, тот только ждал подобной команды. Бросился в объятия, словно самая обыкновенная девчонка.
Изо всей силы пожимая руки друзей, Самат выдыхал из себя целые пулеметные очереди. Чего-чего только его не интересовало: люди и булыжники, собаки и лодки, деревья и голубятни…
И, внезапно обернувшись к брату, спросил:
— Мать ничего не пишет?
К тому времени Азамат, вероятно, вспомнил про передачу:
— Твои любимые беляши. Бабушка для тебя испекла.
Самат засуетился, желая скрыть свое замешательство, затем отсчитав три беляша, протянул их Синяку. Тот не глядя сунул гостинец в карман. Даже не соизволил поблагодарить Азамата.
Самат взял себе тоже три штуки и долго не знал, куда деть четвертый беляш, лишний. Но, поразмыслив, поспешно сунул и его в свой карман.
Азамат про себя подумал: надо бы принести им четырнадцать штук. По семь на нос. Голова не сообразила, не скумекала, одним словом.
— Я лично не просился на свидание с вами, — вдруг заявил Синяк. — Меня насильно вывели сюда.
Чего он, взбесился, что ли? Все поразились тому, что сорвалось с его языка.
Самат, жадно жуя румяные пирожки, чуть не давясь, все расспрашивал и расспрашивал.
— На ваших воротах недавно появилась еще одна афиша, — скромно заметила Земфира, точно напоминая о своем присутствии.
— Да ну?
— Честное слово. До сих пор не можем установить, кто озорует?
— Может, домовой?
Смеялись до коликов в животе. На Последней улице никогда не водились домовые, они существовали лишь в сказках бабушек.
Карнач, который до сих пор невозмутимо присутствовал на свидании, не мешая ребятам, неожиданно напомнил о том, что время истекло.
— Начнем, что ли, прощаться? — вдруг притих Самат.
И тотчас, без всякого перехода, засуетился… Впопыхах по второму разу протягивал руку. И вообще вел себя словно чуточку помешанный. По всему было видно, не хотелось ему вертаться в колонию. Все видели, что тоскует мальчишка по Последней улице.
Только тут, услышав тяжкие вздохи, ребята живо обернулись к Синяку, о существовании которого на время забыли.
Притулившись к старым железным воротам, он плакал молча, как и положено мужчине. Ему, наверное, впервые было наплевать на то, что девчонки видели его плачущим.
Даже после того как карнач увел обоих колонистов, ребята никак не могли двинуться в обратный путь. Они все еще оставались под властью того, что только-только с ними приключилось. Долго еще перед их глазами стоял рыдающий Синяк. А таким они его видели впервые.
Есть у вас медяки?
«Забраковали и тебя!» — усмехнулся Хаким Садыкович, когда убедился, что никто из ребят в назначенное время не явился. Но больше всего его удивило отсутствие Земфиры. Даже шкипер не мог сказать, куда удрала внучка…
Примириться с тем, что от тебя, явившегося с самыми лучшими намерениями, отвернулись, естественно, невозможно. Но что поделаешь!
С того дня прошло, наверное, с неделю, если не больше. В течение этого времени Хаким Садыкович был занят по горло; кроме прямых обязанностей, надо было исполнять побочные, отсиживаться на многочисленных совещаниях, не всегда необходимых…
И вот снова его потянуло на Последнюю улицу, к тем, кто так упорно не хотел с ним дружить. Так случилось, что именно в это время ничего не подозревавшие возвращались с очередной стычки с соседним кварталом.
Словно из-под земли вынырнул Седой. Он шел навстречу, чуть склонив голову набок. Тут у всех ребят екнуло сердце. Вот не повезло! Попробуй объяснить ему, почему расквашен нос Азамата, а рукав Земфиры
