Было все еще слишком жарко, поэтому она переоделась в совсем легкое платье цвета бледно-розовой гвоздики, сунула ноги в белые сандалии с открытыми носками, слегка освежила одеколоном виски и запястья, взяла белую маленькую сумочку, в которой лежал свежий носовой платок и маленькое зеркальце, и присела на кровать, ожидая того момента, когда можно будет покинуть комнату, не нарушая ничьих правил.
Но едва она уселась, как послышался стук в дверь, и горничная, которую попросили прислуживать Эйприл, вошла с сообщением, что донья Игнасия принимает гостей в главной столовой и желает, чтобы она присоединилась к ним как можно скорее.
Эйприл с облегчением приподнялась, размышляя, кто бы это мог быть. Когда она спустилась в столовую, то увидела двух дам, одетых в желтое.
Донья Игнасия поспешила представить гостей:
— Леди Хардингтон, жена сэра Джеймса Хардингтона, который раньше был британским послом в Мадриде. Леди Хардингтон так полюбила нашу страну, что убедила мужа остаться здесь.
— На самом деле все как раз наоборот, — заявила леди Хардингтон. Это была чрезвычайно полная английская матрона. Желтое чесучовое платье с белыми горошинками и громадная желтая шляпа не совсем подходили ей, и лицо у нее было несколько брюзгливое. Ее маленькие голубые глазки с интересом окинули взглядом Эйприл. — К тому же дома была куча проблем со слугами. Я не представляла, как мы все устроим, так что остаться здесь показалось мне не такой уж плохой идеей. — Она подала Эйприл пухлую руку. — Я так понимаю, что вы собираетесь выйти замуж за дона Карлоса, моя дорогая. Вы нас всех ужасно удивили!
Другая, гораздо более молодая женщина, совсем не похожая на нее, — было трудно представить, что это мать и дочь, — одетая в зеленую юбку и желтый открытый топ, также протянула ей руку. У нее были необычные желтовато-зеленые глаза и хризантемовидная копна бронзово-красных кудрей, а ее фигура была так высока и стройна, что она вполне могла стать моделью.
— Рада познакомиться с вами, — сказала она, изучая Эйприл с нескрываемым любопытством. — Я не могла поверить, когда до нас дошел слух, что Карлос обручился с девушкой с моей родины! Ведь вы англичанка, не так ли? Да, конечно, вы можете быть только англичанкой, с вашим цветом лица и с таким именем! Но когда Карлос уезжал в Мадрид месяц назад, мы и не думали, что у него матримониальные планы!
— Честно говоря, я… я тоже так не думала, — смущенно ответила Эйприл, не совсем понимая, что нужно говорить, когда тебя так откровенно и так подозрительно рассматривают. Несмотря на то, что голос мисс Хардингтон звучал дружелюбно, в глубине ее глаз Эйприл чудилось нечто совсем противоположное.
— Вы имеете в виду, что вы недавно познакомились и ваши отношения развивались со стремительностью урагана? Любовь с первого взгляда и все такое? И свадьба, как естественное завершение!
— Я… ну, я не знаю…
— Джессика, моя дорогая, не задавай так много неприличных вопросов, — вмешалась леди Хардингтон, обмахиваясь одной из своих перчаток, хотя в комнате царила приятная прохлада. — Вряд ли мисс Дей понравится твой допрос, к тому же это тебя не касается.
Она сидела на краешке одного из обтянутых гобеленом стульев, а донья Игнасия довольно неловко разливала чай за красивым чайным столиком, который только что вкатили в комнату. На нем лежали маленькие пирожные и печенья. Чай был бледно-соломенного цвета и становился еще бледнее после того, как в него добавляли сливки. Все дамы, за исключением Эйприл, отказались от сахара. Леди Хардингтон сообщила, что ее фигура уже теряет форму. Хотя Эйприл показалось, что более уместным выражением было бы «потеряла форму». Дона Карлоса не было в комнате, не было и Констанции. Донья Игнасия пояснила, что у брата вышел напряженный день; что касается Констанции, то она не стала извиняться за ее отсутствие.
Джессика Хардингтон уничтожила несколько маленьких пирожных, не спуская глаз с Эйприл. Эйприл чувствовала, что ни одна деталь ее одежды и внешности не ускользнула от внимания этой девушки, и почувствовала себя так неуютно, что леди Хардингтон еще раз пришла ей на помощь. Впрочем, вряд ли ей хотелось это сделать.
— Должна сказать, мы никогда не думали, что у нас появится английская соседка здесь, на Каса Формера, хотя, когда вы выйдете замуж за дона Карлоса, вы станете испанкой, не так ли? Интересно, как вам это понравится? — Она откусила кусочек печенья, яростно обмахивая себя перчаткой, зажатой в свободной руке. — Да, мне интересно, как вам это понравится, моя дорогая. Я всегда говорила, что жить в чужой стране — это одно, но совсем другое — жить так, как живут местные, если вы простите мне, моя дорогая донья Игнасия, что я называю ваш чудесный народ «местные»!
Донна Игнасия сохраняла непроницаемое выражение лица, а Джессика, откинув голову на резную спинку стула, поинтересовалась, искоса поглядывая на Эйприл:
— Как Констанция восприняла обрушившееся на нее известие? Или вам только остается догадываться на этот счет?
Эйприл оживилась и ответила на замаскированное любопытство дочери бывшего посла спокойным взглядом:
— Разве есть причины, по которым она не может воспринимать это как должное? В конце концов, ей следовало предполагать, что ее опекун когда-нибудь женится.
— Когда-нибудь — да! — Зеленые глаза Джессики странно блеснули, и она наклонилась поближе к Эйприл: — Но не это имеет значение. Для Констанции важны не сроки, а личность невесты. И я не думаю, что вы знаете ее достаточно хорошо, чтобы понимать, кого она видит в роли невесты дона Карлоса!
Ее мать что-то предостерегающе пробормотала, и Джессика поняла намек. Она благодушно улыбнулась и сказала:
— У нас намечается вечеринка с коктейлями на четырнадцатое. Вы должны убедить дона Карлоса взять вас с собой.
Но тут в столовой появился дон Карлос собственной персоной, и Джессика поприветствовала его с таким энтузиазмом, что Эйприл не удивилась, увидев, какой чопорный вид приняла вдруг донья Игнасия.
Джессика Хардинггон открыто смотрела на испанца как на старого и близкого друга и не делала никаких попыток скрыть удовольствие, которое засветилось в ее глазах, когда она поняла, кто появился в проеме высокого французского окна. На доне Карлосе был прекрасно скроенный светлый костюм, и выглядел он, как всегда, безупречно. Возможно, у него и был напряженный день, но внешне он был спокоен, невозмутим и собран.
Он прошел на середину комнаты и улыбнулся, увидев гостей. Перед тем, как позволить Джессике излить свои поздравления, он поклонился ее матери и поинтересовался ее здоровьем, поинтересовался также здоровьем и делами сэра Джеймса Хардингтона и только потом повернулся к рыжеволосой девушке, которая мгновенно покраснела, а ее удивительные глаза вспыхнули от волнения.
Но вид у Джессики был укоряющий. Она опустила ладонь на его рукав и покачала головой:
— Вы нам даже не сказали, что уезжаете в Мадрид! А теперь, когда вы вернулись, мы узнаем, что вы обручились!
Он снисходительно улыбнулся:
— Новости быстро распространяются. Вы узнали об этом от моей сестры, разумеется? Она уже познакомила вас с моей невестой?
