— Долгая история. Стоит ли рассказывать?..
Двух старших дочерей он выдал замуж честь по чести: приехали парни — один из Будапешта, другой из большого соседнего села. Как полагается, попросили руки дочерей: огненно-рыжей Каталины и стройной высокой Анны. Вот и Петер Чатар тоже приехал. За самой младшей. Не очень стоящий он парень: слабый, невзрачный — так показалось Вольфу. Но Марике виднее. Это ее дело. Выбор у нее был большой. Остановилась на этом. Пусть будет счастлива!
В тот вечер они сидели за богато накрытым столом, ужинали. Обжаренное мясо горкой возвышалось на тарелке, застывший жир обволакивал большие куски. Копченая колбаса и сало лежали на деревянных подносах, украшенных стручками зеленого перца и крупными ярко-красными помидорами. Михай Вольф нарезал ломтями еще теплый душистый хлеб. То и дело наполнял бокалы себе и гостю: проверял, умеет ли пить Петер Чатар; с неудовольствием проверял, с ненавистью, потому что забирают у него последнюю, младшую дочь. Увозят Марику; правда, она уже давно не живет дома, но как выйдет замуж, стянет членом другой семьи. Сейчас, приезжая из города, она возвращается домой, а после свадьбы будет лишь изредка навещать «стариков». Чатар отхлебнул вина, и его передернуло:
— Что такое? Не нравится?
— Кислое.
— Просто густое, — объяснил Михай Вольф и стал рассказывать, как готовят красное вино.
Чатар глотнул еще вина, и глаза у него полезли на лоб. Марика нервно захихикала, не то подбадривая, не то издеваясь над своим женихом. Да и весь вечер она была сама не своя: раздражительная, задиристая. Чатар пил. Но Михай Вольф уже понял, что с этим занесенным сюда из дальних краев женихом ему не придется два дня и две ночи мериться силами, как это было с мужем старшей дочери, когда ни один, ни второй не хотел уступить, питаясь напоить друг друга до бесчувствия.
Голова Чатара дернулась в сторону. Видно, ему не пошло впрок приготовленное с такой любовью, кристальна чистое, огненное бургундское.
Яростно залаяли собаки. Михай Вольф хотел было встать, чтобы выйти посмотреть, кто пожаловал, но Марика его опередила: «Я сама!» — и долго не возвращалась. Вольф начал уже волноваться, но посчитал, что все из-за выпитого вина.
Дочь вошла и остановилась в дверях. Глаза горят! Фурия! Ее жених что-то пробормотал, но разобрать, что именно, было невозможно.
— Его нужно уложить! Зачем упоил до смерти? — Дочь сердито нападала на отца, ей вторила стоявшая за спиной мать. Так обычно артиллерия поддерживает во время атаки пехоту. Вольф помог проводить Чатара в маленькую комнату и, поскольку избранник Марики еще не был членом семьи, сам раздел его. Некоторое время смотрел на худое тело и укоризненно покачал головой. Отвращение вызвало не состояние, а слабость парня. Хилый сук на кряжистом, могучем древе Вольфов. Эх, если бы у него родился сын, тот бы не был таким. Это уж точно!
Он вернулся в кухню. Шарлота отправилась спать. Марика сидела за столом напротив. Вольф размяк: красивая у него дочь. Горячая, как вино, которое можно выдержать до рубинового цвета.
— Выпьешь? — спросил он, наполняя стакан. Женщины пили редко: вино — дело мужское. Однако Марика залпом осушила стакан. Вольф аж крякнул и с невольным восхищением поглядел на дочь: ну и ну! Решила постоять за жениха?
Стакан со звоном опустился на стол. Марика заговорила. Собаки залаяли неспроста. Приехал гость. Сейчас он в сарае. Познакомились с ним в прошлом году в Пеште. Влюбилась, но он женат, и ей не хотелось бы разрушать семью. Кроме того, чтобы угодить отцу, она намеревается венчаться в церкви, но этого мужчину ей. трудно бросить, потому что она его любит. Вольфа словно парализовало. Широко раскрытыми хмельными глазами он уставился на дочь. Как может она так спокойно говорить обо всем этом, и где? Здесь, в этом доме!
У этого мужчины неприятности с органами власти, и он хотел бы бежать за границу. Тогда и Мария легче бы перенесла расставание, не так тосковала бы по Балинту и вышла бы за Петера Чатара. Вот если бы отец помог Михаю переправиться через границу.
— Нет! — Кулак Вольфа с грохотом опустился на стол. Его лицо сделалось пунцовым. Вероятно, он слишком много выпил. — Я никогда не ссорился с властями и уж тем более не помогал подонкам.
— Хорошо. — В глазах у дочери заиграл холодный огонек. — Пусть будет так! Завтра я выгоню Петера, а здесь останется Михай. Уж он составит вам достойную компанию за столом. Правда, очень скоро явится полиция и арестует его. Ведь пропуска в пограничную зону у него нет. Отсидит полтора-два года. За это время разведется, а выйдет — распишемся.
Даже посторонний заметил бы, с каким напряжением размышлял Вольф над словами дочери. Назавтра о них заговорит вся деревня. Недругов у него достаточно. Просто до сих пор не к чему было прицепиться — он жил честно. Теперь же кумушкам будет о чем почесать языками… Михай криво усмехнулся: не доставит он такого удовольствия. И чужака, из-за которого так распалилась дочь, передаст в надежные руки, — уж будьте уверены, передаст, он не позволит, чтобы пятнали его честное имя.
— Переправлю! Иди, скажи ему! Завтра на рассвете!
Марика вышла, но скоро вернулась. Отец еще сидел за столом. Трудно было сказать, что краснее: его лицо или вино в бокале.
— Успокойтесь, отец! Так и должно было случиться!
— Так?! — Вольф размахнулся и со всей силой ударил дочь по лицу. Она отскочила к стене, старик угрожающе двинулся за ней, но на полдороге остановился. — Больше не трону! Не бойся! Но это заслужила!
Вольф остался один и налил себе еще. Затем погасил свет и лег спать. Тупо уставившись в потолок, он тяжело дышал. Его окружали ночные звуки большого дома: скрипнул шкаф, охнула потолочная балка. В голове те и дело проскальзывала тревожная мысль: а что если в нужный момент пограничники не окажутся на месте? Или изменят свой обычный маршрут? Или гость, не дай бог, заподозрит неладное, поймет, что к чему, и перехитрит Михая Вольфа, заставит его пойти в обход болота! Ну, тут еще надо посмотреть, кто кого, Михай не тек прост, как кажется с виду, да и знакомство с пограничниками — давнее еще, прежних времен, — тоже кое-чего стоит…
Снаружи донесся лай собак, но скоро затих. Кто-то прошмыгнул по коридору. Или показалось? Шорох был едва слышен. Но тем не менее Михай Вольф встал, спустился по чердачной лестнице, пересек двор и направился к сараю.
Двери были распахнуты. В углу чуть тлела керосиновая лампа, но света было достаточно, чтобы Михай Вольф увидел лежащих в обнимку Балинта и Марику.
Словно молния сверкнула в сознании Вольфа. Жестокая, убийственная молния обиды. Ее безжалостная вспышка пробежала через все тело, руки и ноги стали свинцовыми…
Он повернулся и заставил себя уйти прочь. Пусть не нашедшая выхода ненависть к чужаку питает его силы, помогает довершить задуманное, а там…
Что будет «там', Вольф еще не знал, и пока размышлял об этом, сон незаметно сморил его, увел от раздумий.
Не заметил, как вернулась дочь. Пора отправляться — светает. Он не поцеловал ее на прощание и даже не позволил выйти из кухни. Мужчина еще спал, Вольф (растолкал его и остался наблюдать, как незнакомец умывается и собирает свои вещи.
— К чему топор? — Глаза Балинта пристально уставились на Вольфа.
— В дороге всякое случается. Может, встретится кто-нибудь или еще что. Ясно?
Утро выдалось безоблачным, ясным. Иногда они останавливались, подолгу прислушивались, затем шли дальше. С болота поднимались зловонные пары.
Балинт какое-то время безропотно шел следом за Вольфом, но потом неожиданно заупрямился:
— Куда ты меня завел, старый черт? Ты что, шутить со мной вздумал?
Чужак схватил Вольфа за шиворот, крепко тряхнул. Вольф с тоской подумал, что пограничники, должно быть, и впрямь задержались где-то в пути, иначе бы он давно заслышал шаги и вовремя подал весть.
— Другого пути тут нет, — прохрипел Вольф, пытаясь освободиться от мертвой хватки Балинта.
