уловимая улыбка.
— Тем не менее попрошу вас познакомиться с товарищем и показать ему комбинат…
— Весь комбинат?! — от неожиданности Тамара Ивановна присела на краешек стула.
— Да… В общих чертах… Без особых деталей. Лучше вас никто этого не сделает. А товарищу надо иметь элементарное представление о наших делах… Так я понял? — обратился он ко мне.
Я кивнул.
— Но для этого понадобится несколько дней, — озабоченно напомнила Тамара Ивановна. — При всем своем уважении к работникам пера я не смогу выкроить такого времени.
— Вы займитесь только сегодня. Завтра подберем другого гида. Кстати, вы и подберете себе замену… Начните с лесной биржи, и дальше — по потокам…
И вот мы едем в машине главного инженера по внутризаводским проездам, протянувшимся на несколько километров среди многоэтажных корпусов, бесчисленных трубопроводов. Несколько раз пересекаем железнодорожные пути, ныряем под наклонные галереи. Наконец оказываемся среди штабелей леса такой высоты, что стрелы портальных кранов кажутся растущими прямо из этих нагромождений.
— Тамара Ивановна, здесь столько древесины, а Балакшин звонит каким-то высоким начальникам, боится остаться без сырья?
— Мизер. Всего этого хватит комбинату максимум на неделю. Пять миллионов кубометров разделите на триста шестьдесят пять дней и будете знать суточную потребность… Впрочем, это для литератора, как я понимаю, слишком абстрактно. Вы любите приводить сравнения, интригующие читателя. Так вот, из одного кубометра древесины мы получаем примерно двести килограммов целлюлозы…
— А что из этих двухсот?
— Полторы тысячи метров шелковых тканей, из которых можно пошить пятьсот платьев, или шестьсот полушерстяных костюмов…
— Еще?
— Еще картон, бумагу, побочные продукты: спирт, кормовые дрожжи… Кстати, килограмм дрожжей позволяет дополнительно получить четыре литра молока, или пол-килограмма свинины, или тридцать штук яиц… Вам это интересно? Может, я не то говорю?
— Очень интересно… Но у вас, конечно, костюмов не шьют, свиней не откармливают, несушек не держат..
— Почему же! На комбинате солидное подсобное хозяйство. По-моему, сейчас откармливается четыреста свиней, а в будущем году предполагается откормить около тысячи. Это серьезное подспорье для общепита… В Москве из нашей целлюлозы вырабатывают искусственные кожи, в Рязани — шелк и штапельное полотно… Короче говоря, мы связаны с тысячами отечественных предприятий и множеством зарубежных фирм почти из тридцати стран мира. А все начинается отсюда…
И Михалева повела меня в древесноподготовительные цеха, затем в варочные, отбельные, целлюлозо-бумагоделательные. Показала картонные и мешочные фабрики… Впервые я увидел, как делаются популярные древесноволокнистые плиты; часть из них тут же поступала на специальную поточную линию для покрытия эмалью. Именно из таких белоснежных плит теперь повсеместно делают отличную кухонную мебель… Я видел, как по стеклянным трубопроводам течет спирт и как в огромных чанах «играют» кормовые дрожжи, а в конце потока автоматы расфасовывают их в мешки.
— Никогда не пробовали? — с улыбкой спросила Тамара Ивановна.
— Не приходилось.
— Попробуйте, не бойтесь… Животные едят — и ничего, — рассмеялась она. И тут же извинилась: — Не обижайтесь, шутка…
Обижаться на эту женщину было невозможно: она заслуживала только восхищения.
Куда бы мы ни заходили, с Михалевой приветливо здоровались рабочие и начальники. Для каждого у нее находились добрая шутка, совет; жалобы людей встречали сочувствие, просьбы — обещание помочь. Она так доходчиво объясняла сложные технологические процессы, совершенно непостижимые для неспециалиста, что н не выдержал и спросил:
— Тамара Ивановна, откуда вы все знаете? Ведь обычно работники технического отдела — самые «бумажные души» на предприятии. В основном они изучают производственную жизнь по чертежам…
— Вы почти правы. Дело в том, что многие годы я провела у этих машин, среди этих людей. Пережила пусковую лихорадку третьей очереди. Когда машины захлебывались в сульфатном мыле, ходила возле них в броднях, чем очень смущала представителей иностранных фирм, которые поставляли нам оборудование, следили за монтажом, пуском и наладкой. Все это я делала потому, что была технологом. Причем — главным…
— Чего, цеха?
— Нет. Главным технологом комбината.
— Всего комбината? — невольно вырвалось у меня.
— А что тут такого? — опять очень буднично спросила она, будто я сомневался в ее умении варить борщ пли стирать белье. — Это, скажу вам, была бурная жизнь, — проговорила Тамара Ивановна задумчиво. — А может, в этой «буре» и есть великая сермяжная правда нашего существования… — Она помолчала, пропуская меня вперед, на лестницу, ведущую к вершине варочного котла. — Обожаю начальников, прошедших все круги производства, — сказала она, останавливаясь на переходной площадке. — Вот, скажем, Балакшин. Вы обратили внимание, что в нем нет никакой позы, ни малейшей высокопарности, свойственной руководителям такого ранга? А почему? Да потому, что он глубинно знает производство и людей. Ему незачем рисоваться… Я помню его слесарем ремонтно-механического завода, машинистом насосных станций на очистных сооружениях, помню Балакшина-мастера, а затем начальника станции биологической очистки сточных вод, заместителя главного инженера, студента техникума и вуза, который никогда не стеснялся спрашивать у знающих людей то, чего не знал, но хотел знать. Он и теперь, будучи главным инженером, не стесняется. Как-то увидел меня в коридоре, попросил зайти в кабинет, без всяких фокусов сказал: «Тамара Ивановна, у меня тут неожиданно наметилась деловая командировка. Посоветуйте, что почитать, чтобы не выглядеть белой вороной…» Ну как не относиться с уважением к такому человеку? И, вы знаете, путь от слесаря до главного инженера комбината Балакшин прошел за каких-нибудь пятнадцать лет. При этом нельзя забывать, что все достигнуто только своим горбом… На комбинат пришел после армии, а до службы плавал по Вычегде и Двине, был рулевым на буксирном катере, водил плоты… С ним очень легко и надежно работать…
— Почему же вы ушли с боевого поста главного технолога?
— Интересно, что бы вы запели, если бы вашу жену через день и каждый день поднимали среди ночи и везли на комбинат, препоручая вам грудного ребенка…
— У вас грудной ребенок?
— Теперь уже не грудной. Скоро два годика моей прелести… Я слишком долго была хозяйкой производства и потому запоздала быть хозяйкой дома. Согласитесь, что женщине это необходимо. Иначе мы грубеем… После декретного отпуска просила директора по семейным обстоятельствам перевести на рядовую работу. Александр Александрович обиделся, назвал меня «предательницей». Потом обдумал, подобрел, вошел в мое семейное положение, но на рядовую работу не перевел, а назначил начальником технического отдела…
Теперь мы стояли в пролете производства беленой сульфатной целлюлозы. Широченное полотно ползло мимо нас, автоматически разрезалось на квадраты, автоматически упаковывалось в тюки, которые уплывали по конвейеру и заглатывались нишей в бетонной стене.
Тамара Ивановна, глядя на это нескончаемое движение, вдохновенно проговорила:
— Знаете, если бы я обладала поэтическим даром, то обязательно написала бы «Гимн бумаге»…
БРИГАДИР ГИРШ, ГОСПОДИН ШТЕРЦ И ХРУСТАЛЬНЫЙ КУБОК РОГАЧЕВА
Это была третья за месяц иностранная делегация. После американцев и французов пожаловали представители посреднических и бумагоделательных фирм
