Во многие государства попадает сегодня продукция Котласского комбината. Бумага офсетная и для глубокой печати, типографская, картон, древесноволокнистые плиты обыкновенные и покрытые эмалью, целлюлоза сульфатная, сульфитная и вискозная… Короче говоря, вся заграница получает в разных видах и при разных посредничествах «дары русского леса», добытые усилиями тружеников таежного поселка Коряжма.
Торговля идет принципиальная и взаимовыгодная. Качество товара определяет спрос. Спрос диктует жесткие ультиматумы качеству. И, не доведись, в цистерне меду окажется случайная капля дегтя, иностранные фирмы немедленно командировали бы в Коряжму своих представителей или, более того, на дальний Север прибыли бы собственной персоной первые лица: генеральные директора и президенты компаний, фирм, контор и агентств, торгующих на мировом рынке продукцией Котласского комбината.
Многие иностранные представители приезжают на Котласский ЦБК ради любопытства, не праздного, конечно, любопытства, а делового: им интересно видеть и знать, сквозь какие «круги ада» проходит русское бревно прежде чем стать полуфабрикатом для дальнейшей переработки или же готовой продукцией. Они внимательно приглядываются к технологическим процессам, беседуют с инженерами и рабочими, высказывают руководителям комбината свои пожелания. Ну, скажем, им очень хочется получать целлюлозу, упакованную не в мешочную бумагу, а в ту самую листовую целлюлозу, чтобы перед запуском советской целлюлозы в дальнейшую переработку ее не надо было освобождать от упаковочной бумаги и, таким образом, затрачивать на эту операцию ручной труд.
Много всяких предложений и просьб. В меру сил, возможностей и, естественно, выгоды (на ЦБК умеют считать деньги, потому и значатся постоянно в числе лучших предприятий отрасли), руководители комбината учитывают пожелания зарубежных партнеров, усматривая в таком сотрудничестве не только коммерческие цели, но и цели политические, способствующие взаимопониманию и сближению народов, развитию мирного соревнования систем. Пусть капиталисты производят больше тетрадей для просвещения, альбомов для рисования, бумаги для издания честных книг и новогодних хлопушек. Это несравненно лучше, чем производить «хлопушки», способные убивать людей.
Так вот, в том месяце деловая делегация из ФРГ была третьей, после американцев и французов. Гостям показали все, что пожелали увидеть. Они приехали основательно подготовленными, располагали, несомненно, значительным объемом информации, кроме того, в кармане у каждого лежала книжица, изданная каким-то пресс-бюро. В этом светокопийном экспресс-издании были помещены статьи и фотографии, перепечатанные из различных зарубежных газет и журналов. Заглавная статья называлась «Котлас — гигант России».
Гигант! А кто-то когда-то сомневался, что Советский Союз способен построить Днепрогэс, Магнитку, Харьковский и Сталинградский тракторные, Россельмаш и другие гиганты первых пятилеток…
Теперь представители бумагоделательной промышленности Западной Германии рассматривали один из многочисленных гигантов России, возведенных в северной тайге упорством и мужеством советского человека. Среди тех, кто его возводил, было много недавних фронтовиков…
Мы стояли с представителями западногерманских фирм в огромном зале бумагоделательного производства третьей очереди, у машины номер пять, которая каждую минуту мотала на рулон 360 метров тепленькой еще офсетной бумаги. И эту бумагу неудержимо хотелось потрогать рукой.
— Гут, — повторяет господин Штерц. — Какой фирмы машина?
— Фирма имени товарища Артема, — отвечает представитель комбината.
— Где находится эта фирма?
— В городе Днепропетровске… Это отечественная бумагоделательная машина, по она не уступает заграничным образцам…
— Какова ее проектная мощность?
— Сорок тысяч тонн в год. Плановая — сорок пять. Но наши бригады и эту цифру значительно перекрывают.
Господин Штерц задумался. По выражению лица трудно понять — о чем. Неторопливо идет вдоль стометровой громадины, всматриваясь и вслушиваясь в нее, как внимательный врач всматривается и вслушивается в своего пациента.
— В конце года машина будет остановлена на реконструкцию, — сообщает представитель комбината.
— Что это даст? — интересуются гости.
— Примерно на десять тысяч тонн увеличится годовая производительность. Бумага будет представлена на присвоение государственного Знака качества…
У одного из пультов, расположенных слева от машины, господин Штерц останавливается. Его внимание привлекает вымпел, укрепленный на специальном штоке. Гость поднимает на лоб свои красивые очки и читает русские слова на красном треугольнике. Там написано: «Победителю социалистического соревнования бригаде Гирша Г. Ф.»
— Кто такой Гирш? — спрашивает господин Штерц, водружая очки на переносицу.
— Хозяин машины.
— Немец?! — скорее утверждает, чем спрашивает гость.
— Не знаю, — пожимает плечами гид. — Никогда не интересовался. Он прекрасный специалист. Это известно всем. А национальность не имеет значения.
— Он немец! — убежденно восклицает господин Штерц. — Гирш — классическая немецкая фамилия… Я бы хотел с ним познакомиться.
Представитель комбината смотрит по сторонам, замечает на переходном мостике человека в клетчатой рубашке и делает ему пригласительный жест рукой. Человек быстро подходит, и его представляют гостям:
— Вот это и есть бригадир Густав Филиппович Гирш.
— Вы объясняетесь по-немецки? — спрашивает Штерц.
— Немного, — отвечает Густав Филиппович по-немецки.
— Это же ваш родной язык!
— Родных у меня два: русский и немецкий.
— А где вы родились?
— В Одесской области.
— Женаты?
— Конечно… Я уже дед, — смеется бригадир.
Штерц тоже сдержанно улыбается.
— Вы меньше всего похожи на деда, — говорит он. — Вам, очевидно, не более сорока?
— Сорок шесть. Просто я хорошо сохранился и мог бы сойти за жениха. Но восемь месяцев назад старшая дочь сделала меня дедом. И приятно и грустно.
— Почему грустно? — насторожился Штерц.
— Одна русская поэтесса сказала: «Осенью всегда бывает грустно, даже если не о чем грустить…»
— До осени еще далеко. — Господин Штерц дружески похлопал Гирша по плечу. — Жена тоже немка?
— Нет. Русская.
— Если у господина Штерца есть желание поговорить с Густавом Филипповичем, я рекомендую пройти в комнату мастеров, — предложил представитель комбината. — Здесь очень шумно… А потом мы встретимся на целлюлозном производстве…
— С удовольствием! — быстро соглашается Штерц. — Вы не против, Густав?
Гирш пожимает костистыми плечами:
— Пожалуйста, если вам интересно…
Мы покидаем делегацию и направляемся в комнату мастеров. Коридорная перегородка и массивная дверь надежно предохраняют помещение от машинного шума. Но шум застрял в ушах, он звенит в наступившей тишине игрушечными колокольчиками, и господин Штерц пытается указательными пальцами унять этот звон. Он удобно устроился в кресле, пытливо осматривает комнату. Здесь много цветов — на подоконниках, на столах, на специальных подставках. Стены отделаны полированным деревом, потолок
