— Ну вас, ребятки!
Второй туркмен в стеганом халате стоял с прижатой к груди ладонью и молчал с выражением холодного отчуждения. Тут весь зал всколыхнулся потому, что багаж сердитая дама в аэрофлотовской форме взвешивать отказалась, ссылаясь на то, что билет уже зарегистрирован. Молодой полковник от имени общественности громко заявил, что поступок аэрофлотовской женщины — чистейшей воды самоуправство и что, если потребуется, он сейчас же пойдет дальше, вплоть до министра. Тут объявили посадку на сибирский рейс (вылет, как всегда, задержался), и Зорин было отступился от затеи привезти злосчастные мешки домой, но упомянутый уже полковник заставил власти отступить. Нелегкая ноша была подхвачена присутствующими и доставлена к самолету вполне законно.
Глава 8
Аким Бублик заметил, что теперь лужи не замерзают и ночью, что теперь весна настоящая. Утро было серое, тучи бежали чередой, точно стадо овец. Невзрачное утро, однако, не портило настроения, потому как озороватый ветерок нес запахи дальних странствий в теплых краях и в синих морях. Воробьи на деревьях собирались компаниями, были оживлены и крикливы. По улицам понуро бродили мокрые собаки.
Аким Бублик насвистывал песню Аллы Пугачевой «То ли еще будет» и выбирал дорогу посуху, чтобы не запачкать чешских ботинок на высоком каблуке и стоимостью в шестьдесят целковых. Аким был в немецкой синтетической курточке, пронзительно голубой, коричневом берете и нес в руке плоский чемоданчик. Чемоданчик был пустой, но модный. Бублик думал о том, что обстоятельства складываются как нельзя удачно: заместитель председателя Зорин почти что капитулировал и арабская стенка почти что в квартире стоит. У жены Шурки талант на эти дела, богом данный. Наталье Кирилловне Быковой Шурочка подсунула французский трикотаж, старухе Зориной спроворила дефицитное лекарство то ли от почечной, то ли от печеночной болезни. Ну, и конечно, городские новости изложила в интригующей манере. Это она умеет. Со своей стороны Аким тоже поддал парку, уломал егеря Мясоедова брякнуть в Москву. И егерь, по слухам, слово сдержал — парень он, видать, самостоятельный, несмотря на бороду и варначий облик. Определенно Мясоедову что-нибудь понадобится в ближайшее время по строительной части, не иначе.
В этот час навстречу попадался все больше чиновный пюд, поспешающий в свои конторы, тресты и заводоуправления. До начала работы или заседательских мук оставались считанные минуты. Аким Никифорович Бублик тоже озаботился лицом и тоже заспешил.
На подоконнике в коридоре уже сидел Боря Силкин, светлая трестовская головушка, и болтал ногами. Боря был в джинсовом костюме местного пошива и нечищеных ботинках. Он не поздоровался и сказал:
— А у нас высокая комиссия.
— Что еще за комиссия? — равнодушно осведомился Бублик, прилаживаясь открывать свою дверь. Ключи на его связке тонко позванивали. — Мне все эти комиссии — до Фени.
— Вам — конечно, вам все до Фени.
— Ты правильно это усек, Боренька, мы люди маленькие, и спрос с нас, значит, маленький. Кто же во главе комиссии, если не секрет?
— Иванов Василий Данилович из главка. Я его уважаю.
— И я уважаю, я с ним учился. И позавчера, нет, в субботу, встретил его на улице, записную книжку крокодиловой кожи показывал — в Африке, грит, подарили. Заходи, Боря, потреплемся, пока начальство в мыле, сегодня не до нас начальству.
— Сегодня не до нас, — сказал Боря, садясь на стул возле сейфа. — Но в случае чего меня знают, где искать. Я ведь вас ждал.
— Зачем это?
— Вы же мне книжку обещали?
— Да, обещал, но на данный момент ее читает один человек, так что придется погодить.
— Погожу, чего уж. Вы во мне интерес заронили, честное слово!
— К чему я интерес заронил?
— Насчет рыжих.
— А, это точно — рыжих больше было. Голову даю на отсечение.
— Голова, даже ваша, Аким Никифорович, пригодится.
— Это — верно.
— Хотя бы щи хлебать: в вашей голове, как и во всякой другой, рот имеется.
Сперва Бублик не понял, к чему Боря брякнул насчет щей и головы, потом до него намек дошел, и он, осерчав, сказал:
— Я, чтобы ты знал, таких шуток не уважаю!
— А кто их уважает, покажите мне пальцем? — Боря слегка подергал себя за волосы и вздохнул с печалью. — Насчет альбиносов я в литературе кое-что нашел, а про рыжих нет пока ничего.
— Что еще за альбинос?
Глаза Бори весело заискрились, и он отчеканил:
— Альбинос — от латинского слова «альбус», что значит — белый. Появление белых особей объясняется тем, что в организме не хватает красящего вещества — пигмента.
— Я что-то таких сроду не видывал — белых? У нас в школе таких не попадалось…
— Среди людей альбиносы тоже встречаются, но весьма редко, Аким Никифорович. Так, значит, книгу не дадите?
— А что я буду с тебя иметь?
— Обязательно иметь?
— Обязательно!
— Чем-нибудь и я могу быть полезным, Аким Никифорович, не так ли?
— Например?
Боря опять подергал себя за волосы у виска и наморщил лоб.
— Не представляю, право…
— К мебели, например, имеешь какое-нибудь отношение?
— В каком смысле?
— Ну, можешь достать что-нибудь, если я попрошу?
— Вряд ли.
— Видишь, Боря, как оно получается: для треста ты человек вполне даже полезный, а в остальном… Извини.
— Ну, хорошо. Какая же мебель вам нужна?
— Что с тобой понапрасну лясы точить, дуй, Боренька, откуда пришел.
— Я серьезно. Есть один канал, только сейчас вспомнил.
— Взаправду?
— Вполне.
— Между нами строго, понял. В горторг поступили арабские стенки, всего три штуки, понимаешь, я тут кое на кого вышел, дело почти что обрешенное, но подстраховаться не мешало бы.
— Подстраховаться никогда не мешает.
— Достать мне надо эту стенку. И никакую другую!
— Есть у меня один знакомый, сосед по площадке, собственно. Прелюбопытнейшая, между прочим, личность, он торговлю городскую вот здесь держит. — Боря протянул ладонь к самому лицу Бублика и сжал ее в кулак. — Вы не слышали о нем?
— Кто такой?
— Дядя Гриша Лютиков!
— Не знаю…
— Да вы что, это же — глыба! У Дяди Гриши нога сорок седьмого размера!
— Ничего себе!
