твоя дискотека? Ты думаешь, она реальна, и твоя жизнь? Я сделал так, чтобы тебя накачали лекарствами. Чтобы ты не поседел раньше времени от встречи со мной. Будь ты в здравом уме, ты сошел бы с ума от осознания происходящего. Ты попал сюда не просто по чьей-то прихоти, лично мне ты неприятен, однако твое пребывание здесь является вселенской необходимостью.
— Кто ты?
— Мир, в конечном счете, зависит от людей, кои в этом мире живут. У многих из них неправильное представление о мире, в котором они находятся и своей функции в этом мире. Отсюда — самодурство и самообман. Люди же живут там, куда стремятся, только не замечают этого. Как черви в навозной куче не задумываются над тем, откуда она, эта куча, взялась, какова ее, этой кучи, природа.
Пауку послышался вздох.
— Правду нельзя скрыть. Некоторые, столкнувшись с ней, оказываются неготовыми. Как ты. Они пытаются уйти, заслониться, заменить ее на ложь. Отрываются в ночных клубах. Это бесполезно, ведь правда неизбежна. Узнать правду — значит переступить черту, точно так же как чтобы узнать, что есть смерть, надо умереть. И вот перед тобой черта. Так переступай ее.
И перед ним открылась бездна, раззявив черную свою пасть. И сверху бездна, и снизу — он зажат между этими двумя бесконечными, он, конечность, и голос сверху становится неразборчивым и пропадает в завываниях ветра совсем. На короткое мгновение Паук подумал, что он действительно умер, однако что-то не сходилось. Он был словно подвешен, пытался двигаться, но не мог, пол не слушался ног, тело не слушалось разума.
Воронка распалась.
Потом его выбросило в грязь под склизкое осеннее небо на окраине мира и где-то на недосягаемой высоте в разрыве туч пролетают птицы. Ему холодно, холод пронизывает его до костей, от холода некуда деться. Он становится условием существования. Паук уже не может вообразить себе что-то, лишенное холода, это что-то утрачивает для него всякий смысл. Руки покрыты инеем. Вокруг какие-то кирпичные стены с облупившейся штукатуркой. Торчат заводские трубы. В отдалении догнивают старые грузовики. В проломах носится мусор и ржавые арматуры звенят, раскачиваемые порывами ветра. Все исчезает. Растворяется как кубик рафинада в горячем чае.
Кабинет. Люди в костюмах сидят по обе стороны от него, их лица встревожены. Стена напротив подсвечивается и можно видеть огромную интерактивную карту мира, по которой водит лазерной указкой человек в погонах и что-то втолковывает ему про передовую линию. Необходимость высадки десанта. Ответный удар. Широкая зона покрытия. Гуманитарная катастрофа. Массовая гибель обывателей. Карта полыхает красными точками, их становится все больше с каждой минутой.
Он — во главе стола, он — самый главный и значительный здесь человек. Каждое его слово записывается. В его руке зажат карандаш с оттесненной на нем гербовой печатью и знакомой аббревиатурой. Позади него развернут национальный флаг.
— Ваши точки зрения на сложившуюся ситуацию, — говорит он, устраиваясь поудобнее в кресле. Предстоит долгий напряженный разговор, в течение которого он внимательно будет наблюдать за стаканам с выдыхающейся минералкой, стоящей прямо перед ним на столе. В блокноте пометки. Люди по очереди встают, почтительно смотрят на него и говорят. Некоторые показывают листы с цифрами и чертежами.
— Я согласен, — говорит он.
— В таком случае необходимо срочно объявить эвакуацию населения.
— Займитесь этим, — кивает он.
Люди разом встают и выходят. Карта постепенно заливается алой краской. В этот момент раздается свист и грохот, земля сотрясается и все превращается в огонь. Смертоносное пламя поглощает мечущихся в панике людей и окружающие предметы. Он не чувствует боли. Картина тускнеет.
Краем сознания он понимает, что достиг цели. Стремится закрепиться, но некая упрямая сила упорно тянет его вниз, на уровень ниже. Отчаянный рывок — и он на мгновение пробивает брешь в этой пленке. Фиолетовый круговорот. В нем плавают лиловые нитки спиралей, скрученных немыслимыми энергиями. Субстанция вспучивается и клубится, при этом еще и пульсирует. Он не чувствует ничего. Не может поймать себя в этом мире — у него нет органов восприятия. Возможно, им нечего было бы воспринимать здесь. Это не удивляет. Ощущения блаженства, стирающее время и пространство. Он как никогда остро интегрирует свое существование в этой немыслимой вселенной, состоящей из плавающих красок.
Но силы не хватает. Его неумолимо относит отсюда прочь. Последний сизый всполох и темнота.
В первый момент он думал, что это продолжается — потому что очнулся в той же самой темноте. Сел. Спать не хотелось. После наркотика сильно кружилась голова. Ломки не было. Немного знобило и тянуло в туалет. Облегчившись в утку, он стал искать выход из тесного, похожего на чулан помещения, где находился. Он действовал как сомнамбула. Нашарив ручку двери, он подергал ее в разные стороны — заперто. Глаза постепенно свыклись, но ничего интересного здесь не наблюдалось. Тогда он сел в угол, обхватил колени скрещенными руками, положил на них голову и стал ждать. Вскоре послышались шаги — шлепали босиком по кафелю. Невидимая рука попробовала ручку. Короткая пауза. Возня. Затем мощный удар, от которого словно сами стены задрожали. Полетели щепки. Паук видел, как острие пожарного топора раз за разом вгрызается в дверь, образуя вокруг замка дыру. Разворотив препятствие, в карцер вошел человек с топором наперевес. Это был Вадик.
— Вставай, — сказал он и, вроде бы улыбнулся.
Они шли по коридору западного крыла клиники. Через окна заглядывал лунный свет.
— Что-то случилось?
— У них авария на подстанции, — пояснил Вадик. — Света нет.
— Получается, мы одни?
— Нет. Все пациенты спят по палатам. Как и должно быть.
— Я не понимаю, — и тут Паук увидел метрах в десяти впереди невысокую фигуру в знакомой униформе.
— Ну вот и закончилось наше путешествие, — разочарованно сказал он.
— Не торопись с выводами, — засмеялся Вадик и вразвалочку направился прямо к сестре. Топор спокойно болтался в его правой руке.
— Что ты делаешь? — прохрипел Паук с ужасом.
Сестра стояла в тени, недалеко от окна и не подавала никаких признаков жизни. Вадик вплотную подошел к женщине, двумя пальцами потянул ее за грудки на себя, отскочил, и безвольное тело рухнуло в квадрат света на полу — со страшным и странным металлическим звоном. Когда Паук подошел поближе, Вадик резким движением сорвал с нее рубашку. Паук не удержался и прислонился к стене — ноги не слушались.
— Пойдем отсюда, — прошептал он, стараясь не смотреть в сторону тела.
Вадик попытался поддержать его, но Паук вырвался.
— Откуда ты знал?
— Я здесь не первый год, братец, — ухмыльнулся Вадик, — Они безопасны, пока выключено питание.
Пауку стало понятно, почему его друг беспрепятственно вызволил его из заточения. Сзади шаркало эхо от их шагов, но ему казалось, что кто-то крадется следом и выжидает, чтобы напасть.
— Вот что. Тебе нужно уходить. Здесь оставаться опасно, — сказал Вадик, — Как только все нормализуется, они тебя доконают. И ты не сможешь совершить переход.
Они поднимались в административную часть здания.
— Мне некуда идти. Меня поймают, — покачал головой Паук, — И вернут обратно. Я-то думал, это произошло из-за их вмешательства. Но теперь уже неважно.
Мелькнула дверь со знакомой табличкой 'Главврач Воронцов'. Паук не удержался и вернулся назад. Приоткрыл дверь. В темноте комнаты ничего не было видно, тогда он открыл дверь пошире. Внезапно он понял, что за столом прямо перед ним кто-то сидит. Эта догадка парализовала его. За спиной нетерпеливо сопел Вадик. Паук растерялся — что предпринять? Сказать что-нибудь? Тот, кто сидел, не шевелился, не издавал ни единого звука, ничем не выдавал свое присутствие. Студень, почему-то пришло в голову Пауку. Ну, терять нечего. Он шагнул вперед, распахнул дверь настежь и произнес слегка дрожащим голосом:
