– Здравствуйте, – услышали Катерина и Гога мужской голос в передней. – Я к Катерине Александровне, а вы Александра?
– Да, я Александра. Проходите. Мы ужинаем.
Александра и Рачков вошли на кухню. В руках у Рачкова был букет из трех астр – такие продавали в переходах метро, и коробка конфет.
– Здравствуйте, – сказал Рачков.
– Здравствуйте, – ответил Гога. Катерина промолчала.
– Катерина Александровна, – обратился Рачков, – вы меня представите или мне представиться самому?
– Это Рачков, – произнесла наконец Катерина, – Родион Петрович, телевизионный оператор из Останкино. Мой давний знакомый. Настолько давний, что, встретив, не узнал.
– Но, может, это не его вина, – предположила Александра. – Может быть, ты так изменилась?
– Ну, не настолько, чтобы не узнать…
– Фактор неожиданности, – объяснил Рачков. – Я и предположить не мог, что вы достигли таких высот.
Катерина смотрела на Рачкова, но ничего не отвечала. Пауза затягивалась.
– Может быть, коньячку? – предложил Гога.
– С удовольствием, – ответил Рачков.
Гога достал коньяк. Рачков посмотрел на этикетку.
– Армянский. Лучшие коньяки – армянские, – сказал Рачков.
– Это легенда, – заметил Гога. – В Армении есть и хорошие, и плохие коньяки. В Грузии есть очень хорошие коньяки и в Азербайджане тоже.
– Мусульмане не могут делать хорошие вина, у них нет традиции, – снисходительно пояснил Рачков.
– Традиции – это хорошо, – сказал Гога. – Но есть еще и передовые технологии.
Катерина слушала мужчин и лихорадочно соображала, что она должна сделать сейчас, в эти минуты, иначе будет поздно. Рачков обязательно заговорит о передаче, о телевидении, тема хорошего и очень хорошего коньяка быстро исчерпается. И он вспомнит, как снимал ее на галантерейной фабрике и сейчас, на комбинате. Единственный выход – попросить его уйти, может быть, выгнать, но Гога тоже может уйти с ним. И Рачков ему все расскажет. Надо что-то предпринять, думала Катерина, хотя почему она должна что- то скрывать? Раньше боялась признаться, что она простая работница, а сейчас – что директор комбината. Она отвлеклась и не услышала вопроса Рачкова. Все смотрели на нее и ждали ответа.
– Что? – спросила Катерина.
– Вам понравилась передача? – переспросил Рачков.
– Да, – односложно ответила Катерина, пытаясь придумать, куда бы повернуть разговор от телевидения.
– Мне очень понравилась, – добавила Александра, – особенно когда оператор подсмотрел, как женщины поспешно подкрашивают губы, чтобы быть в кадре красивыми. Мать, по-моему, была суховатой и очень напористой.
– Вы не правы, – возразил Рачков, – Катерина Александровна была просто прелестна.
– Какая передача? – удивился Гога. – Тебя что, снимали на телевидении?
– Да ерунда! – отмахнулась Катерина.
– Почему же ерунда? – возразил Рачков. – Передача отмечена как лучшая на неделе. Я был на летучке. Вы очень понравились нашему руководству. А главный редактор, выступая, назвал вас образцом современного руководителя. Уже решено сделать о вас документальный фильм. У вас замечательная биография – от простой работницы – до директора комбината…
– Кто директор-то? – не понял Гога.
– Катерина Александровна, конечно, – объяснил Рачков.
Гога посмотрел на Катерину, она опустила глаза.
– Да, конечно, – сказал Гога и спросил у Рачкова: – А вы давно на телевидении работаете?
– Скоро серебряный юбилей буду отмечать.
– Значит, вы у самых истоков стояли? – заинтересовалась Александра.
– Ну, не то чтобы у самых, но тем не менее вовремя разглядел, что телевидению принадлежит будущее. А со временем оно просто перевернет жизнь человечества. Не будет газет, журналов, книг, кино, театра…
– А что же будет? – удивилась Александра.
– Телевидение. Одно сплошное телевидение!
– Газеты, может быть, – согласилась Александра. – Кино тоже, все сейчас смотрят фильмы по телевидению и, у кого есть, на видео. Но литература?! Никогда!
– А вот вспомните мои слова через двадцать лет!
– Через двадцать лет все будет по-другому. Это уже будет двадцать первый век! – Александра грустно улыбнулась. – Я уже старая буду.
– Это дурацкое недоразумение, – Катерина положила свою руку на руку Гоги. – Я тебе потом все объясню.
– Конечно, конечно, – пробормотал Гога.
– А вы были когда-нибудь на телецентре? – спросил Рачков Александру.
– Нет, конечно.
– Приходите завтра же.
– А как?
– Я закажу пропуск.
– Что-то я себя паршиво чувствую, – сказал Гога, вставая. – Пойду домой, лягу спать пораньше.
– Останься, – Катерина тоже встала. – Нам надо поговорить.
– Поговорим, поговорим, – пообещал Гога.
Катерина перекрыла дверь кухни.
– Я тебя никуда не пущу.
– У нее сегодня плохое настроение, – объяснил Гога Рачкову, отодвигая Катерину в сторону. – С нею в данный момент лучше не связываться. Пока.
– Останься, – попросила Катерина.
– Не могу, – ответил Гога. Катерина услышала, как хлопнула дверь.
Надо его задержать, подумала она, но у нее не было сил броситься вдогонку. Катерина села и, ни к кому не обращаясь, произнесла:
– Он больше не придет. Он больше никогда не придет.
– Извините, я чего-то не понимаю. Кто этот человек?
– А разве ты когда-нибудь и что-нибудь понимал? Господи, откуда ты взялся? Ты приносишь мне одни несчастья!
– Да что я сделал-то? – недоумевал Рачков.
– Мам, я тоже ничего не понимаю, – опешила Александра.
– Я тебе сейчас все объясню, – пообещала Катерина. – Кстати, познакомься с этим джентльменом.
– Я уже познакомилась с Родионом Петровичем.
– Ты еще раз познакомься. Это твой отец!
– Как отец? – не поняла Александра. – Он же погиб еще до моего рождения.
– Да нет, как видишь, жив, здоров и довольно упитан. – И обратилась к Рачкову: – А теперь уходи и близко не подходи к моему дому. А Александре я расскажу все как было.
– Только – как было, – предупредил Рачков. – Что не я обманул, а меня обманули. И что от меня скрыли рождение дочери.
Александра с изумлением посмотрела на мать.
– Быстро уходи, – предупредила Катерина Рачкова и взяла со стола нож.
– Вы сегодня действительно в плохом настроении. – Рачков встал, наклонил голову. – Я надеюсь на
