Москва слезам не верит

– Но мне очень хочется рассказать. Меня всю так и распирает.

– Не надо.

– Но ведь вы поступили как настоящий мужчина.

– Я поступил как нормальный мужчина, – возразил Гога. – Если надо защищать, мужчина должен защищать. Это нормально. Ты же не будешь хвалить женщину, которая постирала белье и сварила обед. Это нормально.

– Но мама говорит, что надо хвалить. Человеку это приятно, а женщине особенно приятно. Когда меня за что-нибудь хвалят, у меня настроение улучшается, я сразу становлюсь добрей.

– Пожалуй, вынужден согласиться, что твоя мать права. По моим наблюдениям, она очень неглупая женщина.

– По моим тоже, – Александра улыбнулась. – Гога, а почему вы не стали учиться дальше? Вы могли бы стать руководителем.

– А что, разве все должны быть руководителями?

– Ну не все, конечно, – согласилась Александра. – Но это дает личности возможность реализовать себя с наибольшей полнотой. Вот мама, например.

– А что мама?

– Мама так считает, – нашлась Александра.

– Я думаю, единого решения здесь нет, – не согласился Гога. – Кому этого хочется, тот пусть будет, но ведь этого не всем хочется.

– Я думаю, этого всем хочется, – возразила Александра. – Все хотят быть знаменитыми, все хотят, чтобы их уважали, все хотят иметь больше, чем имеют, только не все в этом признаются.

– Давай разберем возможности, – предложил Гога. – Возьмем директора нашего института. Кстати, мы с ним в одном классе учились. Ты думаешь, он ест не тот хлеб, что и я? Или не ту колбасу? Или дышит не тем воздухом, что и я? Или живет с какими-то особенными женщинами? С женщинами, правда, кому как повезет. А если ты ее любишь, то твоя женщина лучше всех женщин мира. Какие еще возможности? Его увозят на машине, а я езжу на автобусе и метро. Так у него уже был инфаркт, а у меня нет. Знаменит ли он? Ну, его все знают в нашем институте, но ему далеко до Чарли Чаплина – того весь мир знает. Главное, Александра, не в этом, главное – быть счастливым.

– А что такое счастье?

– Счастье – это свобода и уважение. Счастье – это когда ты можешь то, чего не могут другие.

– Не понимаю.

– Объясняю: вот есть такой парень в балете – Марис Лиепа. Он может то, чего не могут другие. И что бы о нем ни говорили, он может, а другие – нет. Спортсмен поднимает штангу в пятьсот килограммов. Он это может, а другие – нет. Я слесарь, механик, токарь, специалист по точной механике. То, что я могу, другие не могут. У меня приятель Мишка Линьков. Он – закройщик экстра-класса. К нему очередь на три месяца. Его очень уважают, у него большие возможности, он никем не руководит, и он счастлив.

– Вас послушать, так не надо и в институт поступать, – возразила Александра. – За три месяца выучилась на портниху – сиди и шей.

– И не надо поступать, – подтвердил Гога. – Если у тебя есть призвание к портновскому делу, сиди и шей. И будешь счастлива. Вот ты Никиту любишь?

– Люблю, – призналась Александра.

– А вот он не станет инженером, а будет простым таксистом, ты что, его любить будешь меньше?

– Конечно, не меньше, – согласилась Александра, – но инженер как личность все-таки интереснее.

– У нас инженеров почти два миллиона. Думаешь, они все личности? Личность – товар штучный.

Александра рассмеялась.

– Ты чего? – удивился Гога.

– Ничего. Мне с вами очень интересно. Так выходит – вы счастливый человек?

– Я – счастливый, – подтвердил Гога. – Я люблю свою работу, своих друзей, Москву, твою мать. Кстати, твоя мать тоже не достигла чего-то сногсшибательного. Ну и что, если она простая работница? Я от этого ее люблю совсем не меньше.

Александра посмотрела на Гогу. Он улыбнулся ей.

Катерина их встретила молча.

– Мамочка, не сердись, мы просто прогулялись, – сообщила Александра.

– Вот сейчас об этой прогулке вы и расскажете.

– Только без допроса с пристрастием, – попросил Гога.

– Это решу я, – отрезала Катерина. – Мой руки, и пошли ужинать.

Гога зашел в ванную, из-за прикрытой двери он не слышал, о чем говорили Александра и Катерина, но, когда он сел к столу, ему не понравилось окаменевшее лицо Катерины.

– Этого не надо было делать, – произнесла Катерина.

– Не понял, – сказал Гога.

– Я ей все рассказала, – призналась Александра. – Я от мамы ничего не скрываю, мы с ней как подруги.

– Так вот, как подруге, как уже взрослой подруге, я тебе скажу следующее: женщина свои проблемы должна решать сама, без привлечения кулачных бойцов. Кулачная расправа – не выход, ударить можно и словом. Это иногда больнее.

– А если слов не понимают? – возразила Александра.

– Значит, плохо объяснила, значит, дала повод думать, что может быть и по-другому. Если любишь Никиту, зачем кокетничаешь с Копыловым? Возражений не принимаю, потому что я это видела сама.

И тут зазвонил телефон.

– Это тебе, – кивнула Катерина Александре. – Какой-то идиот уже звонил дважды и вешал трубку.

Александра сняла телефонную трубку.

– Опять повесили, – сообщила она и вернулась к столу.

Но Катерина не могла остановиться. Она повернулась к Гоге.

– Но как мог ты, взрослый мужчина! Теперь эти мальчишки будут думать, что прав тот, кто сильнее.

– Нет, – спокойно возразил Гога. – Теперь они будут думать, что против любой силы всегда могут найтись силы, более мощные.

– Тогда, – резко сказала Катерина, – в будущем, уж будь любезен, без моего разрешения силовые методы не применять.

– Но тогда и ты учти на будущее, – тихо и медленно произнес Гога, – если еще раз ты когда-нибудь позволишь себе разговаривать со мною в таком тоне, то я здесь больше никогда не появлюсь. Заодно уж знай, что решать я всегда буду сам, и вообще запомни, что старшим в доме буду я. На том простом основании, что я мужчина и вся ответственность за вас теперь на мне.

– Мать, – заметила Александра, – пока я не вышла замуж и за меня никто другой не взял ответственности, я согласна.

– Прости, – сказала Катерина Гоге. – Я так за тебя переволновалась, ведь тебя же могли избить. Прости, я больше не буду.

– Пожалуйста, – попросил Гога, – никогда не повышай на меня голоса. Когда на меня повышают голос, я зверею.

– Не буду. Я всегда тебе буду улыбаться.

– Ну, всегда не надо, – смутился Гога.

– Не надо всегда, – согласилась Катерина. – От улыбок появляются морщины.

И тут позвонили в дверь.

– Это только к тебе, – сказала Катерина. – Я никого не жду.

Александра пошла открывать дверь.