помощь врача, женщина отвесила сыну звонкую оплеуху и заорала:
— Жалкий урод! Я проклинаю тот день, когда на свою беду породила тебя на свет божий! Всю жизнь ты мне испоганил!
Гришка до сих пор вспоминал это день с болью в сердце. Но отказаться от матери не мог, поэтому и терпел ее пьянки и унижения.
«Господь будет милостив и как-нибудь справимся» — прошептал себе Григорий, отгоняя дурные мысли и затянулся папироской.
Вдруг со стороны сарая раздался тихий шум, будто крался кто-то. Было уже совсем темно, и Гришка опираясь на палку, с помощью которой ходил только дома, поднялся.
— Матушка ты тут? Что-то принести? Ты скажи я мигом! — Крикнул Гришка в темноту.
Никто не ответил. Тогда Гришка прихрамывая направился к сараю. На ходу выбросив папироску в кусты, он осмотрелся. Вокруг стояла замогильная тишина.
Все вокруг стихло, на много миль вокруг: не кричали вороны, не лаяли собаки, не орали гулящие кошки. Тишина была мертвой и оттого еще более ужасной.
Приблизившись к сараю, Гришка открыл дверь и чиркнул спичкой. Внутри все было как обычно, никаких признаков присутствия посторонних. Гришка зажег свечу, стоящую рядом с дверью, на выступе и прошел вглубь.
Вдруг он всем своим нутром ощутил, явно ощутил и прочувствовал, что за ним кто-то следует. Тихо, почти не дыша и двигаясь, просто возникло само осознание чьего-то присутствия. Гришка обернулся, и свет свечи, выхватил в темноте фигуру человека. Нависая над незнакомцем, Гришка сконфузился и сделал шаг назад.
— Ты кто? Чего тебе надо? — ни на секунду не испугавшись, считая, что это один из матушкиных друзей пьяниц, спросил Гришка.
Он решил, что один из завсегдатаев застолья просто перепутал двери и забрел в сарай. И надо было как можно вежливее, чтобы не спровоцировать потасовку и гнев и без того вечно недовольной женщины, направить гуляку по адресу.
Но незнакомец не отвечал. Он стоял в нескольких шагах от Гришки, в капюшоне глухо надвинутом на лицо.
Тогда Гриша сделал шаг вперед.
— Отвечай, кто ты, и что тебе надобно?
Гость снова промолчал. Но на этот раз он дал понять все без слов, он просто поднял голову и одним движением скинул с себя капюшон.
В тот момент, когда облик гостя замерцал в одиноком свете свечи, Гришка перекрестился.
Он увидел перед собой смерть, с белыми волосами, почти прозрачной кожей и белыми, пустыми глазами. Это был не человек.
Как человек верующий и суеверный Гриша все понял без слов. Пришло его время предстать перед божиим судом. Что он почувствовал в этот момент? Возможно жалость, что придется оставить мать совсем одну на этом свете, а возможно облегчение, оттого что жизнь его тягостная закончиться, ведь никто никогда не знал, как тяжело ему последнее время даются любые слишком долгие походы, как тяжелы были для него обычные дела. Он старел тогда, когда другие только начинали жить. Его рост давно был преградой, а не гордостью. И в тот самый момент, когда он увидел это лицо, лицо несущее ему осознание завершенности собственной жизни, Гришка облегченно выдохнул. Он так устал, и пришла пора поставить точку в его трудной и странной жизни. Лицо Григория осенила блаженная улыбка, он отбросил палку в сторону, и приложив не малые усилия опустился на колени.
Он знал, что так правильно, что смерть пришла за ним, вот отчего сердце вздрагивало каждый раз от тяжести носимого бремени, вот почему дурное предчувствие последнее время не оставляло его ни на минуту. Скоро он будет свободен. Настал его час. Оставалось только принять его с достоинством, с той же покорностью, с которой он прожил свою нелегкую жизнь.
Гришка закрыл глаза, склонил голову и в последний раз перекрестился.
— Давай! — решительно воскликнул Григорий и в тот же миг воздухе мелькнула худая рука, несущая смерть.
Почувствовав резкую боль в темечке, Гришка даже не вскрикнул, а лишь тяжело выдохнул, в последний раз и замертво рухнул на землю.
Глава 17
Утром следующего дня, Иштван провел опрос персонала приставленного к князю. Из всех опрошенных, подозрительной показалась ему только одна сиделка. Тридцатилетняя сестра, мрачного вида и угрюмого характера. Она напомнила ему железную леди, своей молчаливостью. Закончив с опросом, Иштван вызвал в лечебницу своих лучших агентов. Расставил каждого из них там, где посчитал нужным, и уверившись в безопасности князя собрался покинуть это скорбное заведение.
Катя, после долгих споров и уговоров, все же согласилась ехать с Обличем, и после слезных прощаний с братом по царски расправив плечи вышла на улицу, где ее ожидал экипаж с караулом, и, Иштван.
Иштван сидел верхом на Франце, и последним взглядом окидывал округу, проверяя должно ли выполнены все его распоряжения.
После бессонной ночи, Катя выглядела она очень устало, но не смотря на это, она мило попрощалась с охраной оставленной у особняка, и приветливо улыбнулась Иштвану.
— Разве вы не поедете со мной? — спросила девушка, когда ей помогли подняться в сани.
— Нет, Екатерина Дмитриевна. В этой ситуации мне удобнее будет верхом. Да и вам одной будет легче. Вы бы отдохнули в дороге. — Это было не предложение, а скорее просьба.
Катя пожала плечами, накинула меховые шкурки и откинулась на сидение. Ямщик разобрал вожжи и громко крикнул:
— Трогай! Давай родные!
Зазвенели бубенчики, и сани понеслись вперед. Сопровождение, состоящее из восьми офицеров (остальные были оставлены в особняке), окружило сани и держались офицеры на незначительном расстоянии.
Иштван скакал рядом, изредка бросая будто случайные взгляды на девушку. Катя отвечала ему улыбкой. Через какое-то время, она задремала, убаюканная быстрой ездой и мелькающим пейзажем.
Они подъезжали к Михайловскому, когда им наперерез выскочил конный городовой.
— Иван Аркадьевич, беда! — отдав честь громко, тяжело дыша от быстрой езды выкрикнул всадник.
— Доставить домой! И доложить! — крикнул Облич старшему.
Иштван отделился от процессии княжны, и когда сани сопровождаемые конвоем скрылись за воротами, спросил:
— Что случилось?
— Григорий. Печеркин. Наш добрый великан… Так мы все звали его. — городовой перевел дыхание и продолжил, — Он сегодня не вышел на дежурство. А это на него не похоже. Господин подполковник велел за вами послать!
Иштван удивленно посмотрел на городового. Странные вещи он говорит, директору Департамента. Для того чтобы следить за работой ведомств, есть специальные отделы, при чем тут он.
— Послушай… — начал Иштван, и замолчал, понимая, что не знает имени городового.
— Степан Воронин! — представился служивый.
— Послушай Степан. Я думаю исчезновение вашего товарища конечно мало приятное событие, но разбираться в этом будут другие…
— Петр Семенович, просил передать вам, что настоящий рост Григория, на последний день службы был 4 аршина 2 вершка.
