смерти, когда предсмертная агония была уже позади, и жизни в несчастном старике оставалось на два три вздоха. Лицо его обрело свое привычное спокойствие и умиротворение. И на миг после невыносимой муки, глаза доктора просветлели. Он в последний раз взглянул на сыщика, его рот искривился в предсмертном оскале и умирая он сомкнул веки.
Когда доктор испустил последний вдох, Иштван осознал, что стук окна и завывание ветра вовсе не были случайностью.
Иштван бросился к каменным ступеням, служившим студентам вместо скамеек и буквально взлетел по ним наверх, к тому самому единственному окну. Оно нервно забилось, терзаемое ветром, создавая неприятный грохот.
Оказавшись у окна, Иштван с легкостью выбрался на улицу и вылез на заднем дворе академии. Вокруг не были ни души, лишь следы, едва заметные на грязном снегу вели к месту, где совсем недавно была привязана лошадь. Ледяной ветер порывами бил в лицо, словно насмехаясь над самоуверенным сыщиком. Второй раз преступления происходят буквально под носом у Иштвана, и он не успевает ничего сделать.
Иштван пнул сугроб, попавшийся ему на ходу и поплелся обратно в амфитеатр, чтобы проститься с этим великим человеком, своим другом и коллегой, с которым не одно дело они успешно расследовали. Теперь надо узнать, что именно доктор хотел поведать Иштвану и выяснить, кто убил доктора и за что.
Прибывшие спустя время жандармы, получив инструктаж от начальника, не тратя время попусту сразу рассредоточились по темным помещениям. Коридор вновь ожил.
Кто мог это сделать? Задавался вопросом Иштван, расхаживая с фонариком по пустынным комнатам. Он наталкивался на различные предметы медицинской утвари, на скелеты и останки мертвых людей законсервированные в банках. Ни одной записи, ни одного рисунка, ни одного слова о его последнем исследовании. Может Ларионов так и не успел осмотреть тело княжны, тогда зачем он вызывал к себе сыщика, такой странной запиской. Это было загадкой.
Бросив бесцельные поиски, Иштван вышел на улицу и закурил. К нему подбежал один из студентиков доктора, попросил закурить и сразу исчез.
Через какое-то время, к Иштвану подбежал запыхавшийся жандарм, и вытянувшись в струну, как умели только воспитанники Облича, выкрикнул:
— Ваш благородие!
— Что? — обернулся на него Иштван.
— Вы должны это увидеть!
— Ну что там у тебя? — проворчал Иштван недовольный, что вновь придется спускаться в склеп, из которого он с таким облегчением выбрался.
Жандарм шел впереди.
— Господин Димитриев просил срочно позвать.
Снова в нос ударил знакомый запах сырости и смерти, и Иштван невольно поморщился.
В амфитеатре теперь было людно. Его помощник, Димитриев, прозванный в узком кругу жандармов тайного отдела — Костяк, за свою жестокость в отношении подчиненных, и порой даже чрезмерную принципиальность, стоял у железного стола и что-то усердно записывал на чистом листе. Видно было, как ему неудобно делать это на весу, но карандаш с такой легкостью летал по бумаге, что сразу выдавал долгие годы подготовки.
Димитриев был правой рукой Иштвана, его незаменимым помощником и верным товарищем. На самом деле место директора Департамента пророчили именно Димитриеву, до того момента, как Иштван в чине подполковника не изъявил вдруг желание уйти из армии и перевестись в жандармерию. Тогда как раз организовывали новый отдел, и на это место искали человека с чистыми взглядами на ситуацию, в добавок ко всему, основным аргументом послужило юридическое образование Облича. Иштвану предложили это место, и он невольно перешел дорогу Димитриеву, который слишком долго грезил этим местом и долго к нему стремился. Но на его несчастье у него не было таких могущественных покровителей как у Облича.
Первое время они не могли поладить. Димитриев всем своим видом давал понять, как ему неприятно новое назначение, и всячески старался оскорбить нового директора перед лицом всего отделения. Иштван терпел, одновременно пытаясь найти подход с обидчивому коллеге. Со временем именно терпение начальника и его снисходительность, стали тем самым поводом, который и положил начало этой крепкой мужской дружбе.
Когда в очередной раз, Димитриев вопреки всем правилам, в обход своему шефу самолично осуществил недельный доклад перед премьер министром, чем вызвал негодование Мухина и его праведный гнев, вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией и убрать непокорного служащего с должности, Иштван сам лично отправился отчитываться у Мухина, объясняя что из-за загруженности отдела мелкими делами, не имел возможности провести доклад сам, вот и просил об этом одного из самых своих надежных людей.
Дело замяли. Димитриева простили и по рекомендациям Облича назначили начальником отдела. И после этого, они стали самыми преданными и верными друзьями, несмотря на прежние разногласия. Конечно случались иногда моменты, когда Димитриев позволял себе перейти границы, но с той ситуации, Иштвану достаточно было нахмурить бровь, и его помощник все понимал и ситуация притулялась. Существовали они друг с другом вполне мирно. И работа в отделе шла как по наитию. Димитриев был ищейкой, Иштван был мыслителем. Вместе они создали прекрасный тандем.
Заметив друга, Димитриев быстро спрятал листок за пазуху, а карандаш в карман. Он явно волновался, это было ясно по едва заметной дрожи его ресниц. Он собирался сообщить что-то очень важное.
— Ну что у тебя? — спросил Иштван.
Ларионов все еще лежал на столе. В своем медицинском белом халате, до неприличного выглаженном и накрахмаленном, вот так во всем этот светлый человек при жизни был дотошен и щепетилен. Руки его были вытянуты по швам. Поза казалось не поменялась, только голова теперь его лежала не прямо, а набок.
— Смотри. — сказал Димитриев переворачивая голову доктора, так чтобы удобнее было показывать.
Даже издалека Иштван заметил небольшую рану на шее.
— Третий шейный позвоночник. Один удар острым предметом и все, парализован. А потом сразу смерть. — сообщил Димитриев.
— Как так? — удивился Иштван.
Даже он, человек военный и бравый, с опытом и знаниями знал, что не возможно просто взять и засадить нож так точно и ловко, нужна во первых — недюжая сила, во вторых точные познания, как и куда надо бить. Уже второй раз он сталкивается с совершенством преступника, так точно наносящего свои смертельные удары.
— А вот так.
Димитриев занес руку и наглядно изобразил, как это примерно должно было быть.
— Я не об этом спрашиваю тебя? Я сам вижу как можно нанести такой удар, ты скажи мне зачем его убили?
— Если б знать. — пожал плечами Димитриев.
— Что-нибудь пропало?
Димитриев посмотрел на Иштвана и улыбнулся.
— А вот тут самое интересное. Не поверишь, мы обыскали все, но так и не нашли тела.
— Какого тела? — удивился Иштван.
— Княжны Мухиной. Он как раз над этим работал.
— Как узнал?
— Так вот тетрадка у него была, видимо он ее успел под халатом спрятать, там записи об осмотре. Ты на время посмотри. Примерно за пол часа до того, как он записку тебе написал. — Димитриев открыл тетрадку в том месте, где была сделана последняя запись. — Мухина Татьяна Львовна, 18 лет, осмотр производится с позволения отца убиенной, князя Мухина Льва Александровича … Вот тут далее подпись князя. И все. А дальше пусто. Видимо помешали ему.
Этим известием дело встало в тупик. Иштван понял только одно, дело они имеют с очень опасным, по всей видимости медицински обученным человеком. Зачем-то неизвестному убийце понадобилась княжна, а
