больницу пришел Вася Братушкин. Хоть и просил Поперека сотрудников не беспокоиться – он у жены под боком, дело интимное, мешать не надо – приход Василия Матвеевича был все же приятен. Попереке нравился этот прокуренный увалень в пятьдесят лет, со своеобразным юмором (под деревенского дурачка), несомненно талантливый человек, хотя и местной, красносибирской выплавки. Разумеется, тень соперничества все эти годы совместной работы не могла не витать над ними, но что же в этом худого? Разве что никогда они особо не откровенничали один на один. И друг у друга в гостях бывали только в связи с круглыми датами, делящимися на пять.
И в этом смысле визит Василия Матвеевича несколько удивил Попереку. Особенно первая его фраза, когда Братушкин постоял-постоял посреди палаты и как бы только что узрел коллегу, лежащего на больничной койке под капельницей:
– Ты что, так серьезно? – Странно спросил. – Вот гады.
Сел рядом и долго молчал. Лицо у его темное – такое бывает у шоферов в гараже, от мазута и сажи, вены вздулись на висках. Да и в самом деле, человек с работы. Он в свитере, в черных мятых штанах, в тапочках (переобулся на пороге).
– Но ты сам... ничего? – спросил Поперека. – Купаешься?
Братушкин – морж, плавает даже зимой в реке, незамерзающей из-за плотины ГЭС. Несколько раз и вся лаборатория присоединялась к нему, но после того, как Рабин схватил воспаление легких, коллеги больше не рисковали. Поперека, впрочем, никогда ничем не болел – ему некогда. Только вот нынче ни с того, ни с сего. А вернее, набралось – и того, и сего...
Василий Матвеевич угрюмо уставился в угол, но, когда он вдруг тяжело вздохнул, перевел дыхание, Петр Платонович уловил: водкой пахнет, человек выпил, перед тем как прийти в больницу. И это почему-то Попереку тоже тронуло. Может быть, Братушкина мучит то, что вот они, ближайшие сотрудники, не защитили своего завлаба...
Да нет, Братушкин забубнил о другом, играя яблоками желваков:
– Жизнь впустую катит. С-суки, все разворовали. Если бы мне сейчас сорок, Петя, я бы фирму организовал... что-нибудь тонкое ремонтировал... Жил бы нос в табаке. А в те годы, сам помнишь... куда энергию девать. Только на баб. А сейчас... и поговорить не с кем. Правда же, Петя, ты высоко летаешь... – Поперека замычал было в ответ, пытаясь возразить, что неправда, что он здесь, со всеми, просто гонит- торопит время метлой. – А Митька с крыши прыгнул, помнишь? Остоепенило. Мы были как братья.
В прошлом году талантливейший Дмитрий Осипов покончил с собой, среди зимы, в лунную ночь, полетел в небо. Никто так и не понял причин... жена оказалась в отъезде, в доме отдыха “Загорье”... Правда, детей у них не было...
– Абр-рам на западе, или как сказать?.. на юге, живет возле Хеврона, спит с автоматом. На хер ему эта родина? А мне моя?.. А?..
Поперека, приподнявшись на локоть, пораженно слушал – большего патриота, даже ура-патриота, чем Братушкина, среди знакомых здесь ученых и технарей не было. Может быть, его томит обида, что так и не защитил кандидатскую диссертацию? Конечно, он не очень глубоко знает атомную физику, да и в “элементарной” высшей математике путается, но, точно, как пес у таможенников, чувствует, где лежит наркотик, так этот курносый мгновенно определяет в любом, даже малознакомом приборе, где что пробито, как наладить. Мистика!
В молодости, в степях Забайкалья, он служил в армии танкистом. Перед дембелем ему предложили поехать в Афган, пообещали большие деньги, но Вася не согласился. Перед самым уходом на гражданку накуролесил, попал в анекдоты и в газеты – на танке из Борзи пьяный среди ночи покатил в Читу к любимой женщине. Подняли по тревоге едва ли не весь корпус, перехватили, съехавшего в овраг, – недолет, перелет, пауза... Мог угодить в тюрьму, но психиатры сказали, что находился в состоянии аффекта из-за слухов о неверности подруги. А тут еще непонятно каким образом об этой истории узнали и заворковали радиостанции врага. Оказывается, в амурном деле был замешан командир одной части, имевший квартиру как в Чите, так и в Борзе, а поскольку подруга Братушкина снимала комнату в общежитии, то командир молодую тоскующую дурочку легко совратил. В итоге полковника перевели в Баку, а Васю амнистировали.
– А ты-то сюда зачем? Тут болото... – продолжал бормотать Братушкин, глядя мертвым лицом во тьму. – Ты птица важная... летел бы подальше... и уж точно не воспринимал бы всерьез эту фуетень в интернете...
“Ему плохо... – догадался Поперека. – Наверное, у самого что-то случилось. Но как я отсюда могу помочь?”
В последний раз Петр Платонович был у него в гостях весной, на праздновании дня рождения, вместе с сотрудниками. Запомнилось, как бедно в малогабаритной квартире Васи. Хоть и тесно, он почему- то не открыл дверей ни в спальню, ни в комнату сына. По слухам, жена ушла от него в пору очередного братушкинского запоя, а сын, женившись, снял в городе угол и тоже не навещал отца – видимо, не мог простить за мать. В зальчике, где Братушкин, собственно, и жил, в одном углу стоял старый телевизор, в другом тихо осыпалась елка с погасшими лампочками. Спал он на узкой тахте, над изголовьем висела старая ленинградская гитара. Ветхий разноцветный коврик прыжками бегал под ногами людей по скользкому линолеуму.
Братушкин особо переживал разлад с сыном. Он ему на четырнадцатилетие купил мотоцикл (кстати, и Поперека в тот же год купил мотоцикл – марку подсказал Вася), помог мальчику поступить в институт (устраивал за деньги на курсы подготовки). И вот, празднуя свой “полтинник”, Вася вдруг заморгал, заплакал, сорвал со стены шестиструнку и запел песни “Боже какими мы были наивными”...
Братушкин играет на любом музыкальном инструменте. Вместе были в гостях у академика Алексеева – Поперека удивился, увидев, как Вася аккуратно исполнил на белом рояле “Фюр Элиз” Бетховена. Такой вот самоучка, пальцы корявые, а точные...
Кстати, с академиком Алексеевым он куда раньше Петра Платоновича познакомился, работал с ним по договору на “оборонку”. Алексеев однажды и рассказал Попереке: сразу после армии, наслышанный (наверное, опять-таки по вражескому радио) про гибель наших подводных атомных лодок, Вася написал письмо в Министерство обороны – предложил делать подводные лодки с двумя пусковыми установками – на носу и корме. А не клепать “гробы” на 120 человек – их же легче засечь. И как будто предвидел – ныне матросы боятся на них выходить в море, из лодок сделали береговые АЭС. А ведь можно было бы в самом деле конструировать маневренные, небольшие, с экипажем в три человека в съемной кабине – отстрелялись и отцепились. А пустой небольшой корпус нехай идет на дно...
Академик Алексеев, сверкая очками, помнится, сказал:
– Не ценим своих. Если бы Васька в Америке жил...
На стенах в квартире Братушкина ни одной фотографии. Ни одной картины или эстампа. Плохо живет Вася, одиноко. Стрёмно, как говорит он сам (вместо слова стыдно). А ведь достоин хорошего счастья, одаренный человек. Немногословный. Это сегодня он что-то разворчался. И всё сворачивает на письмо Жоры из Америки.
– Наверно, по пьянке Жора травит... тоскует – вот и обижает.. Ты ж сильнее его. Ты бы, конечно, куда выше взлетел... – Далась ему эта высота. – Нет, правда... я же вижу, все время здесь сам по себе... никогда не расскажешь... в Новосибирске-то хорошо было, да? Мне не повезло.
Может быть, не стоило бы Попереке рассказывать о первых своих годах в науке, но Братушкин странным образом засиделся, не уходил, и Петр Платонович, тронутый его визитом в больницу, заговорил неповоротливым языком, пожалуй, таким же трудноразборчивым, как у Васи. Хотя редко он рассказывает о себе, а уж жаловаться на что-нибудь – никогда, Поперека гордый.
– Да, Василий, конечно, повезло. Все зависит, куда в какое время на парашюте приземлишься. Третий курс – специализация. Я оказался на раскаленной сковородке – в Институте ядерной физики! В лаборатории у Игоря Евдокимова, которая лазерами занималась. Естественно, начинаю с нуля. Дуб дубом. Но мы сделали лазер, у него рекордные параметры... ну, сколько мощности с метра длины... сто ватт с метра мы получали... это по договору с институтом атомной физики, еще Александр Николаевич Прохоров был живой... Измерили вероятности переходов... раньше был разнобой в литературе... а наши данные вошли в энциклопедию по лазерам... П-двадцать-ноль один... основной переход для СО-два... и так далее... Потом бац – новая программа, придумали новый тип ловушки... магнитная для будущего термоядерного
