детстве сажала их с Пашкой на лавку, и ноги заставляла поднять, а сама намывала пол до блеска. А они любили смотреть, как у мамки все ладно получается. Подросли, сами стали мыть полы, по очереди.
Есть захотелось. Вот бы сейчас стряпни мамкиной. Вспомнил, как она в печке пекла бабку. Готовил как-то дома в духовке, Зина удивлялась, что он смог. А чего там мочь? Картошки потереть на мелкой терке, как на драники. На сковородке сальца с лучком поджарить до румяности. Тертую картошку туда – и в печку. Неплохо, конечно, пару яиц в тертую картошечку. Сверху корочкой все покроется румяной. А дух! Приготовлю обязательно, да Надежду позову. Пусть посмотрит, что он не совсем конченый мужичонка.
Пошел в сараюшку, набрал дровишек, растопил плиту. Дымоход засорился. Дым погнало в дом. Открыл дверь настежь, попытался открыть окно, да не смог. Рамы прогнили и еле держались. Подумал, что надо менять, да куда там. Все менять надо: и стены, и дверь, и печку, и полы. Все менять. А начинать с себя. Сам, как этот дом, обветшал от водки. Самому поменяться. А это, братец, самое непростое. Сел на лавку. Есть расхотелось. Решил оставить эту затею с едой. Выпил прямо из горлышка. Водка не пошла, горло саднило от мерзкого привкуса. Вспомнил тот куст, про который Надежда говорила. Неужели засох бы? Заставил себя - съел сала с хлебом, закурил сигарету. Достал Лидкино письмо из кармана. Перечитал.
Пробежал глазами по строчкам, нашел то, что не давало покоя
Петр Палыч заплакал, слезы застилали глаза. Вытер кулаком, как в детстве, стал читать дальше.
Петр Палыч завыл в голос, упал головой на стол.
Бутылка упала, водка полилась на столешницу. Впервые было не жалко. Схватил бутылку, грохнул о печку. Осколки посыпались на вымытый пол. Взял веник, смел осколки в кучу в угол возле печи. Погладил теплую глиняную стену.
-Прости. Покой твой нарушил. Прости.. Ты меня грела и кормила, а я…
Лестницы на чердак не было. Обыскал все, залез в сарай, посмотрел в огороде. Да и что ее искать? Если и была, сгнила и развалилась. А Пашке она могла и не пригодиться. Как же быть? Без лестницы на чердак никак. Решил идти к Надежде. Хотя проще было к Зине, соседке. Зина объявилась сама. Нарисовалась в проеме двери как картина, старую кофту сменила на ярко-зеленый свитер цвета «вырви глаз», губы подкрасила и стала чем-то неуловимо похожа на его жену. Раскраской, что ли. Так, наверное, были похожи индейцы, вышедшие на тропу войны.
-Ну что, соседушка? Освоился? Ой, пол, гляжу, помыл. Молодец.
Бегающие глазки обшарили комнату. Прошла, уселась на лавку:
-О! А запах!