– Девушка! Подождите, вы забыли!
Испуганная фигурка метнулась между палаток вглубь рынка. Марина остановилась. Искать ее в шлепанцах по снегу глупо. Вернулась в киоск, переобулась, накинула пуховик, закрыла киоск, повесив табличку «Технический перерыв». Рынок был полон. Хозяйки вышли за продуктами. У многих палаток выстроились очереди. Где ее найдешь? И все - таки искала. Крестик лежал в руке, жег ладонь. Она знала, чужой крестик носить нельзя. Хозяйку крестика увидела издалека. Та стояла у палатки с фруктами и что – то шептала смуглому продавцу. Он полез жирными, как сардельки, пальцами в карман, достал толстую пачку денег. Другой рукой, как весами взвесил цепочку, прищурился, оценивая, и отмусолил несколько бумажек. Девушка, ожидая большего, попробовала, было спорить, но он демонстративно сделал движение рукой с деньгами в сторону кармана. Девушка испуганно схватила его за руку и покорно взяла деньги. Продавец еще раз взвесил цепочку на руке и положил ее во внутренний карман куртки, а девушка почти бегом понеслась мимо палаток к выходу с рынка.
– Эй! Подождите! Остановитесь! – Марина бросилась следом.
Та испуганно втянула голову в плечи и прибавила ходу. Марина наткнулась на какую-то коробку, не замечая возмущенных криков торговцев, больно ударилась коленкой. Но боль только подстегнула ее.
– Девушка, постойте, вы забыли! – догнала, схватила за рукав. – Вы забыли!
– Что тебе надо? Что ты ко мне привязалась? – в глазах ненависть, ужас, боль.
– Вы забыли. – Марина разжала ладонь и протянула ей крестик. – Возьмите, ваш.
Та, будто припоминая что-то важное, замерла. Брови страдальчески взметнулись, глаза, еще секунду назад острые, как лезвия ножа, прояснились. Марина взяла ее вялую безжизненную руку и положила на маленькую, почти детскую ладошку крестик. А потом тихонько, пальчик за пальчиком, сложила ее ладошку в кулачок, сверху прикрыла своей ладонью.
– Возьмите, повесьте его на шнурочек, если цепочки нет. Это не важно, цепочка, шнурочек. Главное, крестик. Ваш. Он вас спасет. Пойдемте ко мне, я вам шнурочек дам, повесим на шею. Нельзя без крестика. Без крестика никак нельзя. Марина что то говорила, говорила без остановки тараторила, и вела ее к себе за руку, как маленькую девочку. Та, как тряпичная кукла обмякла и шла за Мариной покорно и тихо. В киоске Марина сбросила пуховик и стала искать шнурок. Она точно помнила, что у нее валялся в коробке с кассовыми чеками белый, шелковый. Девушка стояла у прилавка с безучастным видом и следила за Мариниными руками.
– Дайте крестик, – продела в крошечное золотое ушко, как нитку в иголку, завязала узелок. – Давайте, надену.
Девушка развязала с худенькой шеи давно нестиранный вязаный черный шарф и протянула Марине голову. Та надела ей шнурок с крестиком. Шнурок зацепился за узел волос на затылке. Гримаса боли исказила лицо и застыла на нем, как маска. Девушка, тряхнув головой, словно вспомнив что – то страшное и навязчивое, достала из кармана мятую сотню и протянула Марине.
– Не дам! Не проси! Сходи в храм. Попроси Богородицу. Она тебе поможет. Это трудно, да! Но еще не поздно. Ты же сильная! У тебя получится! Верить надо. Господи! Что же с нами всеми будет, если такие, как ты будут медленно умирать. Тебе детей надо рожать, радоваться! Нас ведь скоро не останется. Уходи!
Девушка тихо, как тень выскользнула из киоска, а Марина упала на стеклянный прилавок и в голос зарыдала.
– Девушка! Что с тобой! Мне бы боярышника. – Какой-то мужчина бочком протискивался в киоск.
– Вон! Выйди вон, это аптека, а не спиртзавод! Видишь, технический перерыв!
Размышления о двойке
– Двойка? А что такое двойка? О! Она многолика! Она может быть карающей десницей, надоедливой мухой, вражеским лазутчиком, заползшим в дневник и отравляющим жизнь, актом возмездия, криком о помощи бесталанного педагога.
А еще двойка – воспитательный прием, оценка душевного состояния в четверг, когда Катя Петрова не глянула ни разу в его сторону, а еще – оценка личности в целом: лодырь, разгильдяй, наглец. Хорошо – не серость. Серость это тройка. Маленькая, неприметная, вездесущая, заполняющая поля журнала, заставляющая облегченно вздохнуть или брезгливо сморщиться…
***
Эта двойка – как ключ от замка, открыла дорогу всем моим несчастьям, а может счастьям – поди разберись сейчас. Я учился в голодное послевоенное время, когда кусок хлеба был лакомством номер один. Питались, чем придется. Был огород и лопата, и четыре
