мистер Моммзен!
И никакого шевеленья новой жизни на языке. Неоспоримое доказательство того, что проклятье тетушки наконец спало. Мелинда почувствовала огромное облегчение. Даже от глаз матери не утаилось, как сильно Мелинда переменилась в последнее время. Она опять стала разговорчива и порой в веселых компаниях пускалась забавы ради рассказывать всякие невероятные истории.
Уже через несколько недель горло ее пришло в порядок и к ней опять вернулась прежняя бодрость духа. Она вновь устроилась на работу в Кембридж, сделала блестящую карьеру в области сравнительной зоологии, вышла замуж за коллегу-профессора и под конец получила место президента колледжа Св. Катарины. За повседневными ли трапезами среди коллег-преподавателей или же в кругу семьи она с легкостью завоевывала всеобщую симпатию благодаря своей подкупающей манере общения и особому чувству такта, потому что теперь умела обращаться с маленькой и большой ложью не хуже других, а то и лучше.
Возвышенная натура
По большому счету Бальтазар Боллинджер был счастливым человеком. Он и на свет явился беззаботным веселым крепышом, и те изрядные треволнения, которые он доставил матери во время беременности, никогда не тяготили его совесть.
Хотя, по сути, уже с первых недель после его зачатия что-то там серьезно не заладилось. Женщины, как известно, во время беременности полнеют — правда, в определенных, вполне предсказуемых пределах. В данном же случае речь шла вовсе не о лишних килограммах; ребенок, которого ожидала Бриджит Боллинджер, увеличил ее вес на какие-нибудь несколько сот граммов. Между тем как в талии она раздалась чрезвычайно. Ее супруг, Бартоломей, адвокат по профессии, был настолько встревожен, что стал даже поговаривать о возможном прерывании беременности. Но его супруга и слышать об этом не хотела, поскольку родом была из благочестивой, истово преданной Папе Римскому семьи и подобные меры категорически отвергала.
Когда подошло время, врач-акушер, доктор Баланс, только покачал головой и настоятельно посоветовал делать кесарево сечение. Бриджит дала свое согласие, и в скором времени, к ее великому облегчению, разрешилась без всяких осложнений здоровым мальчиком. Несколько удивлены были оба родителя только внешним видом новорожденного. Дело в том, что малыш Бальтазар Боллинджер оказался не то что пухленьким, а просто пугающе округлым.
— Да, конечно, — подтвердил доктор Баланс, — он несколько крупнее, чем большинство детей в его возрасте. Но в этом нет пока ничего тревожного. Меня скорее беспокоит его необычный вес. Позвольте, я вам объясню: ваш мальчик при рождении весил чуть больше тысячи граммов — по правде сказать, маловато, но это бывает с недоношенными. С другой стороны, он гораздо крупнее обычного, не говоря уж об объеме бедер, ну просто феноменальном. Понимаете, к чему я веду? Ребенок ваш слишком легок! Признаюсь, такого в моей практике еще не было. Тем не менее мальчик, по всей видимости, чувствует себя превосходно, и вам пока не стоит волноваться. Подождем, что будет дальше.
А дальше было вот что: у Бальтазара скоро обнаружился чудовищный аппетит, далеко превосходящий то, что в состоянии была предложить ему мать. Общее развитие его шло вполне удовлетворительно, вот только в весе он не прибавлял, как следовало бы, и диспропорция между размером его талии и его ростом все больше и больше бросалась в глаза. Родителям никогда бы не пришло в голову назвать его толстым или жирным, а тем более грузным, поскольку ни одно из этих определений ни в малейшей степени к нему не подходило. И не был Бальтазар, как утверждают злые языки, таким уж шарообразным. Подобные наветы, довольно охотно распространяемые родственниками и друзьями Боллинджеров, не имели под собой, и это мог видеть каждый, никакого основания, поскольку в длину ребенок был все-таки несомненно больше, чем в ширину. Тем не менее его мать, Бриджит, стояла перед дилеммой. Откажись она утолять чудовищный аппетит сына, возникла бы опасность, что он умрет от голода, с другой стороны, он вполне мог лопнуть, продолжай она его пичкать, как гуся на откорм. Но тревоги матери оказались необоснованными. Малыш хотя и раздувался, но отнюдь не лопался.
Впрочем, были в особенностях его телосложения и свои плюсы. И не только то, что Бальтазар неизменно пребывал в бодром и радостном расположении духа. Но и изнурительное ползанье, карабканье, елозинье других малышей было ему абсолютно неведомо. Уже с первых дней он с высоко поднятой головкой пританцовывал в детском манежике и очень скоро начал порхать по всему дому. При этом он никогда не бегал и не прыгал. Поступь его была величава и упруга одновременно, и родители, как завороженные, смотрели ему вслед, когда он с необычайной легкостью взлетал по лестнице или в мечтательной задумчивости парил над зеленой лужайкой. Но восхищение их сменилось глубокой тревогой, когда в один прекрасный момент Бриджит увидела его стоящим на каменной ограде, она хотела еще удержать его предостерегающим криком «Стой, Бальтазар», но тот плавно спланировал с высоты полутора или двух метров. К счастью, он не вывихнул ножку и не сломал лодыжку.
— Он такой легкомысленный, — сказал ее супруг. — Надо его несколько заземлить, если ты понимаешь, о чем я. На мой взгляд, он слишком подвижен для своего возраста. Само по себе это, разумеется, очень мило, но нам не следует терять бдительность, а то как бы он не отбился от рук. Навешивать на него уже сейчас тяжеленный рюкзак мне бы не хотелось, и так не за горами время, когда навьюченному книгами, ему придется каждое утро мчаться в школу. Пока же попытаемся понять, в чем корень проблемы. Мне представляется, он недостаточно твердо стоит обеими ногами на почве реальности. Почему бы не обратиться за советом к ортопеду?
Сказано — сделано, и вскоре Бальтазар, хоть и против своей воли, разгуливал в ботинках, которые как свинцовые колодки притягивали к земле его ноги.
Ботинки и в самом деле несколько сковали Бальтазара, но в детском саду, куда его вскоре определили, большой пользы от них не было. Стоило Бальтазару впервые переступить порог садика, как навстречу ему раздался громкий крик. «Глядите, пузырь пришел!» — завопили при виде его необычной фигуры четырехлетние малыши, и прозвище это, естественно, закрепилось за ним на всю жизнь. Не очень- то весело было Бальтазару в садике мисс Барбары с его альтернативной программой воспитания. Заведующая не имела особо большого влияния на прелестных маленьких бестий из своей группы. Они издевались над новичком из-за его несуразных ботинок и дразнили за то, что он постоянно жевал то печенье, то чипсы, то орешки. В довершение всего скверная маленькая девчонка по имени Бетси решила пойти еще дальше. С отчаянным воплем «Ах ты, глупый пузырь!» ринулась она на бедного Бальтазара и попыталась шпилькой проделать в нем дырку. Ничего у нее, разумеется, не вышло. Все, чего ей удалось добиться, — это крошечная ранка от укола между ребрами ее жертвы. Но когда Бриджит пожаловалась воспитательнице, мисс Барбара, в любую минуту готовая кинуться на защиту своих сорванцов, ответила Бриджит, что не стоит придавать этому такого большого значения. Малышка Бетси просто очень любознательный ребенок. Что-то вскрыть и посмотреть, что там внутри, что-то разрезать, раздавить, раскрошить или проколоть — из таких потребностей, уверяла она, впоследствии развивается подлинная тяга к знаниям, и с педагогической точки зрения было бы неправильно удерживать детей от этого.
Бартоломей Боллинджер тоже был всей душой за научный прогресс, однако воззрения мисс Барбары показались ему, мягко говоря, диковатыми, и, поскольку сын его к тому времени уже достиг школьного возраста, его забрали из садика с альтернативной программой воспитания и определили по просьбе матери в католический интернат «Санкт-Бенедикт», пользующийся хорошей репутацией, где Бальтазар и провел последующие годы. Но прежде чем Бальтазар покинул родительский дом, пришлось прибегнуть к еще одной мере предосторожности, так как в последнее время, несмотря на свои тяжелые ботинки, Бальтазар все чаще стал проявлять склонность к воспарению. Его отец, у которого всегда было наготове неожиданное решение, попросил знакомого зубного врача раздобыть ему такой фартук, который надевают пациентам для предохранения от пагубного воздействия рентгеновских лучей. Он был уверен, что в дополнение к свинцовым ботинкам данный предмет туалета не позволит больше их пузырику терять контакт с землей.