Чамли пистолет спрятал и ухмыльнулся.
— Я, — говорит, — тебя раскусил. Я понял, че тебя цепляет. С тобой, малыш, договориться можно, даже просто. Ты меня не обманешь. Потому что знаешь — если обманешь, я эту суку кружочками нарежу. Ты еще со вчерашнего дня в курсе, что я могу. Мне пофиг.
Я сижу и киваю. И вдруг слышу, как вокруг тихо. А Чамли говорит:
— Умница. А с этим я еще пообщаюсь по душам. Ты выбирай корабль. Все путем.
А сам Котика дернул за плечо — и они ушли вдвоем. А я так и осталась там сидеть. Я только изо всех сил старалась не разреветься — а то еще все догадаются, что я женщина, и вдобавок будет скандал, что я обманщица…
А Рыжий говорит:
— Ну, Чамли перегнул чуток…
А Козерог:
— Ну, ты выбрал машину?
Я говорю:
— Угу. Вот этот. Лави. Класса «Легионер». Ничего, как думаешь?
— Ничего, — говорит. — Даже очень. Но там же управление на двоих раскидано?
— Да, — говорю, — знаю. Может, пилот найдется. И потом, управление, вроде бы, можно объединить… только заморочечно.
Я весь день была жутко занята и была бы не прочь еще больше чем-нибудь загрузиться и устать, лишь бы не думать ни о чем. Козерог мне объяснил, как — и я выставила на Базаре объявление, что продаю старый мортисянский грузовик на запчасти. Потом я уран меняла на корабль. Друзья помогли мне поторговаться, потому что бывший хозяин кораблика, горбатый человечек по имени Урли, на ходу подметки рвал и норовил меня просто ограбить. Крылья были очень хороши, просто — очень. Я их заправила, погрузила запас провизии, обзавелась отличной аптечкой, зарядила ракетницы — и кто бы из моих подруг с Аллариа видел, как это все было красиво!
Машина только что сошла с конвейера — броня на солнце сияла, как зеркало. И мы с Козерогом на этой сияющей броне написали черной и серебряной краской мое название, на удачу: «Мать».
Козерогу не нравилось. Он предлагал: «Вдова», на здешнем жаргоне — смерть, и уверял, что это гораздо более стильно. Но я сказала, что у нас первый личный боевой корабль всегда называют в честь Вечной Матери Сущего, чтоб она охраняла пилота. И он перестал спорить — в каждом мире свои суеверия, а чужие суеверия здесь уважали.
Вся стая приходила смотреть. Они мне сказали, что звездолет надо обмыть, в смысле — выпить за него чего-нибудь ядовитого, но я сказала, что им выпивку куплю, раз такой обычай, а сама не буду. У меня иммунитета нет.
Они согласились.
И вечером охотники из нашей стаи пили, а я просто сидела с ними. Мне ужасно не хотелось уходить — жильем каждого из пилотов традиционно считался звездолет, так что мне теперь было куда уйти, но там пришлось бы сидеть одной. Мне было очень грустно.
Козерог и Рыжий разговаривали со мной и пытались даже меня утешать. Особенно Рыжий — он считал, что во всей этой истории он виноват: это он меня вчера напоил, я принародно сболтнула лишнее, кто-то сказал Котику, кто-то Чамли стукнул и все такое.
И Рыжий говорил:
— Луис, ну ты ж нормальный мужик, ну тебе это надо? Ну ладно б ты был псих, вроде Чамли, но ты ж раньше, как будто, не увлекался?
Я говорю:
— Угу.
А Рыжий:
— И вот нафига ты начинаешь? Че он тебе дался? Тут полно девок, попадаются даже очень шикарные девки — если б ты вчера тут не митинговал, как ты его любишь, у тебя б давно на шее толпа девок висела.
Я говорю:
— Вот только не хватало мне толпы на шею.
Козерог смеется, а Рыжий опять за свое:
— У меня, — говорит, — полно подружек. Хочешь, познакомлю? Ну гораздо ж круче, чем это непотребство, — и в ярких красках, не жалея эмоций и огня, описал непотребство, да так, что мне захотелось немедленно пойти и пристрелить Чамли.
Козерог говорит:
— Ну че ты к нему привязался? Ну в каждой башке ж свои тараканы!
А Рыжий говорит:
— Да я просто не могу смотреть, как человек мучается из-за какой-то фигни! Я щас пойду приведу какую-нибудь девку. Я ей объясню, в чем дело, и пусть она устроит ему небо в алмазах, и назавтра он и не вспомнит об этой своей блажи.
И ушел. А я подумала — ну я и попала.
А Рыжий был человек слова.
Через пять минут он вернулся с девкой, хотя у нас на Аллариа и на Мортисе не принято называть женщин таким словом. Это неприлично, потому что значит — женщина, бросающая своих детей, чтобы их воспитывали ее мужчины.
У этой особы была идеальная генетическая карта.
Она была точь-в-точь как те женщины, которых охотники из стаи рисовали на своих звездолетах. У нее была большая красивая грудь, роскошные волосы, длинные ноги, яркие глаза и холеные руки. И модный минимум одежды. И светящаяся пыль вместо пудры. И она мне совсем не нравилась.
В ее красивом лице было что-то нехорошее. Она совсем не хотела быть моей подругой, и не хотела, чтобы ее приласкали, и я вообще не понимаю, чего она хотела. И не по-настоящему улыбалась великолепными зубами — и сразу замечалось, что их у нее тридцать две штуки ровно.
Я вспомнила Хэзел, с ее сожженной кожей, с рубцом на щеке, с выцветшей челкой, бедную мою Хэзел, которая была мне как сестра — и мне стало неприятно от того, что пришла эта барышня.
А она говорит:
— Скучаешь, мальчик? — хотя по ней заметно, что ей это совершенно не интересно.
— Нет, — говорю. — Веселюсь.
И она жеманно захихикала. И я поняла, почему Рыжий сказал про нее «девка». Я хотела сказать Рыжему, что мне не хочется больше общаться и что я спать пойду, но Рыжий вместе с Козерогом уже куда- то провалились. А девка поправила блестящие кудри и говорит:
— Купи мне выпить и чего-нибудь сладкого.
Я говорю:
— Зачем?
Она рассмеялась и отвечает:
— Зачем, зачем… Затем!
Я говорю:
— Давай, я куплю, ты поешь и уйдешь?
И она посмотрела на меня, сузив глаза, как сердитая лиса.
— Не обижайся, — говорю. — Просто у меня настроение плохое.
Она встала, посмотрела на меня сверху вниз и говорит:
— Да вот еще — на тебя обижаться. Много чести. Подумаешь. Извращенец несчастный.
И ушла странной походкой — вся нижняя часть туловища у нее двигалась, как вывихнутая. Мне показалось, что она все-таки обиделась и решила в ответ обидеть меня. Я только никак не могла взять в толк, почему — ведь ей самой не слишком-то хотелось со мной оставаться.
Она подошла к мужчине, который завязывал свои длинные волосы бантом на затылке и звали его Гад. Он улыбнулся, и она уселась к нему на колени, как в кресло, и вид у нее в мою сторону сделался совершенно
